— А как же Гальт и Бэтэнбальд? — печально вопрошал я.
— Они болваны, — не менее печально отвечал он.
— Я тоже болван, — признавался я, на что Таонкрахт великодушно говорил: это ничего…
Потом мы почему-то вспомнили инквизицию и начали бурно строить планы страшной мести. Тот факт, что сия институция давным-давно прекратила свое существование, нас совершенно не смущал.
— Мы им покажем, этим козлам! — с энтузиазмом обещал я Таонкрахту. — Это надо же додуматься — колдунов жечь! Их… то есть нас… то есть вас — и так мало!
Из коридора доносился нестройный хор местных смердов. Ребята проявляли солидарность со своим господином: если уж он нажрался в дым, значит им сам бог велел следовать по его стопам. В конце концов я отключился прямо в кресле, положив голову на стол. Последнее, что я слышал, был фантастический храп двухголового: Гальт и Бэтэнбальд воистину виртуозно чередовали свои вдохи и выдохи…
Утро все-таки наступило, к моему величайшему сожалению — я с самого начала знал, что за все придется расплачиваться, но не подозревал, что цена будет настолько высока! У меня болело все — начиная от головы, и заканчивая мизинцем левой ноги, на которую, очевидно, кто-то наступил. О душе и желудке я уже не говорю: этим составляющим моего организма пришлось особенно туго. Единственное, на что меня хватило — это потребовать, чтобы меня отнесли в постель. Вообще-то, на самом деле мне хотелось только одного: повеситься, но я прекрасно понимал, что на это у меня не хватит сил. Несколько дюжих ребят действительно подхватили меня на руки, натужно ухмыляясь собственному героизму, и быстренько доставили в спальню. К моему несказанному ужасу Таонкрахт поплелся следом за мной. Кажется, он решил, что теперь мы с ним — такие великие друзья, что разлучаться нам не следует ни на секунду! Он еще и бубнил что-то душеспасительное — дескать, у него есть хорошее средство от такой беды, как похмелье. Впрочем, я все-таки снова уснул, несмотря ни на что.
Разбудил меня все тот же злодей Таонкрахт. Он совал мне под нос миску, наполненную черной вязкой дрянью, похожей не то на смолу, не то на расплавленный асфальт.
Он совал мне под нос миску, наполненную черной вязкой дрянью, похожей не то на смолу, не то на расплавленный асфальт.
— Выпей, — настойчиво говорил этот гад, — выпей, Маггот, и все будет хорошо.
— Не будет, — буркнул я, — потому что я не стану это пить!
— Как знаешь, — печально вздохнул он, — тогда я выпью это сам.
— На здоровье! — промычал я, натягивая на голову одеяло. — Чтоб тебя разорвало!
Перед тем, как отрубиться, я услышал громкое бульканье, за ним последовало удовлетворенное кряхтение. Судя по всему, его черная дрянь начала действовать, но я предпочел ухватиться за возможность покинуть мир живых. Впрочем, оказалось, что не так это просто…
Мое следующее пробуждение было столь же безрадостным, как все предыдущие. В моем изголовье по-прежнему сидел Таонкрахт, и это было ужасно: его рожа надоела мне пуще головной боли. Мне даже казалось, что сие зрелище является одной из основных причин моего скверного самочувствия.
— Ты в порядке, Маггот? — озабоченно спросил он. — Вот уж не думал, что тебе может быть плохо, как обыкновенному человеку…
— Сам виноват! — буркнул я. — Колдовал как попало, всучил мне это дурацкое человеческое тело — хорошо хоть не двухголовое, как своему приятелю, как их там, не помню… В следующий раз будь осторожнее со своей ворожбой!
По мере того, как я говорил, я сам начал верить в обоснованность своих претензий. Я был таким хорошим демоном, а этот болван заключил меня в хилую телесную оболочку! — совершенно искренне думал я. — Ну попадешься ты мне в лучшие времена, колдун-недоучка!
— Ты гневаешься? — Таонкрахт изо всех сил старался сохранять спокойствие, но у него не слишком убедительно получалось.
— Гневаюсь, — честно сказал я. — А ты как думал? Прежде у меня никогда не болела голова. — Тут я немного приврал, но не слишком: ТАК она у меня действительно никогда не болела!
— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил Таонкрахт. — Может быть, ты все-таки попробуешь мое средство?
— Все, больше никаких экспериментов с неизвестными химическими соединениями! Хватит! — решительно отказался я. — Скажи своим придуркам, пусть принесут мне воды. И мне нужно остаться в одиночестве. Позарез нужно! Иначе я просто умру, и никто никогда не купит у тебя триста идиотских душ по сходной цене.
Мое пожелание имело неожиданные последствия. Я-то просто хотел послать своего радушного хозяина куда подальше. Но он решил, что мне нужно нечто большее.
— Ты имеешь в виду, что тебе необходимо оказаться в месте, где вообще никого нет? — Заинтересовался Таонкрахт. — Но зачем?
В моей раскалывающейся голове огненными буквами вспыхнула мысль: Это твой шанс, парень! Я сам не понимал, какой такой шанс имеется в виду — я вообще ничего не понимал, но обеими руками вцепился в эту идею. От нее исходил сладкий запах свободы. Только сейчас до меня дошло, что я с самого начала мог бы просто сбежать от этого горе-чернокнижника, борца с инквизицией и прочими религиозными суевериями — Великого Рандана, будь он неладен. Все равно, он не собирался отправлять меня домой… Сбегу! — восхищенно подумал я. — Точно сбегу! Никаких Таонкрахтов и их двухголовых приятелей, никаких воплей во дворе по утрам и вообще — никого! Это казалось мне царской роскошью. И я распахнул свой болтливый рот — меньше всего на свете меня беспокоил тот факт, что через пару дней Таонкрахт поймает меня на вранье.