— Слушайте, ребята, а о чем, собственно, мы спорили? — растерянно осведомился Хэхэльф, когда переговоры благополучно завершились. — Вы мне так голову заморочили, что я уже забыл…
Если бы наши спутники не были людьми бунабской национальности, после его заявления наверняка раздался бы дружный хохот, но в данном случае мне пришлось смеяться в одиночку. Наградой мне стали снисходительные взгляды наших спутников. Честное слово, они смотрели на меня, как на дикаря! Впрочем, гнилыми овощами все-таки не закидали — и на том спасибо.
Следующий день стал для меня тяжелым испытанием. По мере того, как мы приближались к подножию скалы, во мне нарастало беспокойство. До сих пор мне как-то удавалось просто наслаждаться путешествием, не задумываясь о его цели — так можно зачитаться интересным детективом, пока сидишь в приемной у стоматолога, и вздрогнуть только тогда, когда начинает открываться дверь, ведущая в кабинет. Причудливые очертания скалы Агибубы были для меня сродни этой самой медленно открывающейся двери…
Вечером, когда мы разбили лагерь у самого подножия, я уже успел завести себя так, что сердце выпрыгивало из грудной клетки. Я прикладывал невероятные усилия, чтобы мои спутники не заметили, что со мной происходит: эти ребята были мне симпатичны, и мне ужасно не хотелось опозориться. С грехом пополам мне это удалось. Я вел себя вполне адекватно, даже с напускным энтузиазмом пожевал что-то за ужином, но вот уснуть мне не удавалось очень долго. Лежать и делать вид, что я сплю, еще худо-бедно получалось, но этой дешевой имитацией дело и ограничилось.
— Не спишь? — шепот Кугайны свидетельствовал о том, что мой любительский спектакль с треском провалился. Полагаю, грохот ударов моего сердца о ребра раздавался над всей округой, как своего рода колокольный звон. Я на всякий случай промолчал: вступать в беседу мне не очень-то хотелось — ну о чем можно говорить, когда судьба уже стоит за углом, и ты здорово подозреваешь, что в руках у нее скорее топор, чем букет фиалок…
— Знаю, что не спишь, — невозмутимо сказал Кугайна. — Я и сам не могу заснуть. Давай выйдем — все лучше, чем здесь в темноте сопеть.
— Давай, — вздохнул я. — А то еще Хэхэльфа разбудим…
— Его разбудишь, пожалуй! — хмыкнул Кугайна.
Мы наощупь выбрались из шатра на свежий ночной воздух — никакие слова не способны передать, насколько он был свежим!
— Хорошо как! — невольно вырвалось у меня.
— Да, неплохо… А чего ты не спал? Сердце не на месте? — мне показалось, что Кугайна говорит сочувственно, хотя чтобы хорошо разбираться в нюансах перманентно недовольных интонаций бунаба, надо провести рядом с ними куда больше времени. — Я и сам немного волнуюсь, — неожиданно признался он.
— У тебя тоже важное дело к Варабайбе? — понимающе спросил я.
— Важное, не важное — что ты в этом понимаешь? — проворчал он.
— У тебя тоже важное дело к Варабайбе? — понимающе спросил я.
— Важное, не важное — что ты в этом понимаешь? — проворчал он. И неожиданно предложил: — Знаешь что, Ронхул? Я тут подумал: чего мы с тобой будем изводить себя ожиданием? Давай поднимемся на вершину прямо сейчас!
— Прямо сейчас? — ошарашенно переспросил я. Его предложение показалось мне соблазнительным и совершенно безумным одновременно. Подняться на вершину не дожидаясь утра, действовать вместо того, чтобы сидеть в темноте и следить, как медленно, секунда за секундой утекает мое время — это было по мне! Но в то же время у нас имелась такая хорошая программа действий, согласно которой мне полагалось не рыпаться, а ждать, пока влиятельные люди, ламна-ку-аку Кект и пага Пикипых, замолвят за меня словечко, а уже потом соваться к Варабайбе со своими проблемами, скорее всего, глубоко ему неинтересными… Я попытался объяснить это Кугайне, но он сердито отмахнулся.
— Какая тебе разница, кто попросит Варабайбу оказать тебе помощь? Я и сам могу это сделать. Ясное дело, я не такой большой человек, как ламна-ку-аку Кект, но Варабайба с одинаковым вниманием прислушивается к любому из бунаба. А иначе он был бы не богом, а самозванцем! Сам подумай: если бы Варабайба считал, что одни его люди лучше других, он бы с самого начала не стал создавать тех, кто по его мнению хуже!
— Твоя правда, — растерянно согласился я. — А как я буду с ним говорить? Ты научил меня многим словам, но этого явно недостаточно… Ты мне поможешь?
— Ну ты и дурень, Ронхул! — изумленно сказал Кугайна. — Если уж у меня хватило ума выучить Кунхє — неужели ты полагаешь, что Варабайба глупее меня?! Он может говорить на всех языках, какие есть в этом мире, и еще на некоторых, хотя от них нет никакой пользы…
— Опять твоя правда, — я был настолько выбит из колеи, что только и мог соглашаться со всеми его аргументами.
— Решай скорее, — потребовал мой нетерпеливый спутник. — Я не собираюсь терять время. Если не можешь решить, спроси свое сердце: уж оно-то знает, чего тебе на самом деле хочется!
— Пошли! — Я решительно встал на ноги. По большому счету, терять мне было нечего, с самого начала, так что я вполне мог позволить себе роскошь временно отказаться от услуг разума и пригласить маленькую взбалмошную мышцу, обитающую под ребрами, взять на себя его нелегкие обязанности…