— Пока я не оказался в камине у Таонкрахта, я тоже всегда полагал, что абсолютно все, что со мной когда-либо случалось — к лучшему, — печально сказал я.
-Эй, Ронхул, я уже понял, что тебе хреново, и ты хочешь вернуться домой, — мягко сказал Хэхэльф. — И хватит на эту тему. Тебе еще не надоело сидеть с такой унылой рожей?
— Надоело, — невольно рассмеялся я.
— Ну вот и не сиди, — предложил он. — С таким настроением, как у тебя, хорошо вешаться, а не дела делать! Ты меня здорово выручил: насколько я знаю, из Страмодубов быстро не сбежишь, разве что уж очень повезет… Я застрял бы там на несколько лет, так что теперь могу считать себя богачом: словно получил эти несколько лет в подарок. Будет справедливо, если я потрачу небольшую долю этого богатства на твои дела, а потом займусь и своими — ничего, все успеется! Доставлю тебя на Хой, поработаю твоим переводчиком. Вот увидишь, все будет хорошо! Старый ндана-акуса Вару-Чару, один из тамошних правителей, принимает меня, как родного сына. Да оно почти так и есть: я вырос в его семье, и старик сам учил меня держать в руках и палицу гуки-драбаки, и лук со стрелами, и флейту ута… Узнаешь, что такое бунабское гостеприимство. Вообще-то, бунаба — народ суровый и своеобразный: одни считают их жестокими и бесчеловечными вояками, другие — лукавыми торгашами, третьи и вовсе — вздорными суеверными варварами… Но поверь мне: бунаба — удивительные существа. Можешь представить себе людей, которые живут в дружбе с сотворившим их богом?
— Не могу, — честно признался я.
— Ну вот, — веско сказал Хэхэльф. — А они так и живут. Именно в дружбе, заметь! Варабайба не требует от них ни поклонения, ни даже послушания, ни каких-то жертв.
А иногда на досуге он учит их замечательным вещам. Каждый бунаба — немножко колдун, а каждый бунабский колдун — непременно поэт, а каждый бунабский воин способен прослезиться, услышав печальную мелодию. Варабайба научил их не просто ходить по земле, а каждый день заново удивляться красоте мира… а они научили этому меня, и я им по сей день благодарен.
— Замечательный он мужик, этот твой Варабайба, хоть и бог! — искренне сказал я. — И бунаба, если верить твоим словам — лучшие из людей.
— Ну вот, и я о том же… Знаешь, я часами могу расхваливать своих друзей бунаба и сотворившего их бога, но лучше воздержусь. Сам все увидишь.
— Увижу, — согласился я. А потом решил, что могу задать ему совершенно бестактный вопрос, и у меня даже есть шанс рассчитывать на ответ. — Слушай, дружище, скажи мне только одно: ты ворожил, когда смотрел на меня, или это я сам купился на твою харизму?
— На мою… чего? — изумился он.
— Ох! Считай, что я имел в виду простое человеческое обаяние, — вздохнул я.
— Ну… На что ты купился — тебе самому решать. Я, конечно, поворожил маленько, — невозмутимо признался Хэхэльф. — Только это и ворожбой-то не назовешь. Просто дружеское приветствие, принятое у бунаба. Самый короткий путь к чужому сердцу. Ты еще убедишься, что бунаба — ребята неулыбчивые, лица у них мрачные от природы. С таким лицом захочешь — не улыбнешься! Поэтому им пришлось изобрести незримую улыбку, ее еще называют сердечной улыбкой — потому, что доброе чувство передается прямо от сердца к сердцу, минуя рожу.
Я невольно рассмеялся: минуя рожу — это надо же!
— Одним словом, я намеренно пробудил в тебе дружеские чувства: ты был моей единственной надеждой. С этой бунабской ворожбой одно плохо, — невозмутимо добавил Хэхэльф, — на примитивных людей, вроде тех же страмослябов, эта ворожба не действует. Я уже пробовал — бесполезно. А с тобой этот номер прошел. Но я собираюсь честно расплатиться за твою услугу — я же сказал, что помогу тебе добраться до Варабайбы. Тот, кто платит по всем счетам, живет дольше…
— На что-то в таком роде я и рассчитывал, — честно признался я. — То есть, мне, конечно, и в голову не приходило, что ты — свой человек на Хое, но я надеялся, что ты знаешь местные обычаи, или, по крайней мере, поможешь мне договориться с каким-нибудь капитаном, который собирается плыть на Хой… Денег-то у меня нет!
— Ну вот, значит от моей ворожбы ты только выиграл, — заключил Хэхэльф. — По крайней мере, капитана, который не станет требовать у тебя денег, ты уже нашел.
— А почему, в таком случае, ты плыл куда-то на чужом корабле? — полюбопытствовал я.
— Ну, не все же на своем сиднем сидеть! — ухмыльнулся он. — Должно быть в жизни хоть какое-то разнообразие!
Хэхэльф с сочувствием посмотрел на мою разочарованную рожу: я-то ждал от него большой и интересной истории! — и примирительно добавил: — Это не моя тайна, Ронхул. Скажу одно: в земле Нао мой корабль знают все мореходы, а мне требовалось, чтобы никто не догадался, что я к ним пожаловал.
— Ясно, — кивнул я. И с удивлением подумал, что в этом прекрасном мире наверняка имеют место всяческие шпионские страсти и прочие интригующие вещи…
— Я посплю, пожалуй, — зевнул Хэхэльф. — И тебе советую. Что еще тут делать, если не спать?
Его совет был чудо как хорош.
— И тебе советую. Что еще тут делать, если не спать?
Его совет был чудо как хорош. Я завернулся в волшебное одеяло Урга — все это время оно служило мне своего рода плащом — и уснул так крепко, что ни солнечный свет, ни утренняя активность страмослябских пиратов, ни их полуденная попойка, ни даже визит Плюхая Яйцедубовича с настойчивым предложением очередной порции хряпы не заставили меня вернуться в мир бодрствующих людей. Я проснулся уже под вечер, катастрофически ослабевший — не то от голода, не то от сна на солнцепеке — но совершенно спокойный и почти счастливый. Мне кружило голову замечательное ощущение, что мои скитания подходят к финишной прямой — хотя, никаким финишем в то время еще и не пахло, конечно…