— Все, Ронхул! Живем! — с непередаваемым облегчением сказал Хэхэльф. — Вот он, мой Чинки!
Сначала я не понял, с чего это он так радуется: береговые огни действительно были совсем рядом, но мои ноги по-прежнему не доставали до дна. И только потом я понял, что дно не требуется: мы подплыли к какому-то парусному судну. По счастливой роже Хэхэльфа я понял, что это и есть его корабль. Хэхэльф вскарабкался на его палубу как некий фантасмагорический муравей — я еще не успел отдышаться, а мне в рожу полетела веревка, толстая, как домашняя колбаса.
— Привяжи сундук и лезь сюда, — крикнул он. — Один я его не вытащу.
— Вдвоем мы его тоже не вытащим, — мрачно сказал я, отряхиваясь от воды и пытаясь понять, как мне удалось за несколько секунд оказаться на палубе, рядом с Хэхэльфом. — Скажу тебе больше: эту дрянь и втроем вытащить невозможно, и даже вдесятером…
— Вытащим! — жизнерадостно заверил меня он. — Стоит только вспомнить, какие сокровища там сокрыты!
— А что, здесь больше никого нет? — растерянно спросил я.
— Откуда? — удивился Хэхэльф. — Я не такая скотина, чтобы приговорить свою команду сидеть в Койдо и ждать моего возвращения — я ведь даже примерно не знал, когда вернусь… Все дома, в Сбо! Ничего, завтра мы с тобой тоже там будем!
— Каким образом? — недоверчиво спросил я. — Ты хочешь сказать, что корабельная команда нужна для красоты, а для управления судном достаточно двух человек?
— Не дергайся, Ронхул! — усмехнулся он. — Для управления моим Чинки иногда бывает достаточно одного человека — если этот человек я… и если у меня есть кумафэга!
— Не понимаю, — честно заявил я.
— А тебе и не надо ничего понимать — сам все увидишь… Главное — затащить на палубу этот милый маленький сундучок, остальное уладится само собой, — заверил меня Хэхэльф.
Чертов сундук мы все-таки победили — честно говоря, я и не надеялся! Я впервые в жизни умудрился заработать самые настоящие кровавые мозоли и теперь рассматривал свои ладони с тупым любопытством законченного идиота.
— А ты молодец, Ронхул! — искренне сказал Хэхэльф. — Сильнее, чем я думал. И плаваешь здорово.
Я тут же расплылся в горделивой улыбке, почему-то покраснел и поспешил кокетливо откреститься от честно заслуженных лавров.
— Какое там здорово! Едва за тобой поспевал…
— Так то за мной! За мной вообще никто угнаться не может: бунабская школа, меня же не кто-нибудь, а сам ндана-акуса Вару-Чару плавать учил, — равнодушно сказал Хэхэльф. В его голосе не было ни капли гордости — простая констатация факта. — Я-то боялся, что с тобой прийдется плыть до рассвета, а ты меня удивил, — с искренним восхищением добавил он.
Я окончательно растаял: теперь Хэхэльф мог вить из меня веревки — в любом количестве.
— Ну, чего тянуть, сейчас распакуем наше сокровище, и вперед, в Сбо! — бодро сказал Хэхэльф. — В Койдо нам с тобой делать абсолютно нечего… по крайней мере, мне!
Он склонился над сундуком, немного повозился с замками — я не сомневался, что мой приятель справится с этой небольшой технической проблемой — откинул крышку и вдруг расхохотался так неудержимо, что я растерялся.
— Сейчас ты скажешь, что там нет никаких сокровищ — только драные пиратские штаны, как в какой-нибудь дрянной комедии, — несчастным голосом сказал я. — Осталось понять, почему этот хлам так много весил…
— Не так все страшно, Ронхул, — сквозь смех выговорил Хэхэльф. — Кумафэга на месте — не так много, как могло бы поместиться в этот сундук, но на наш с тобой век хватит. Но тебя ждет хороший сюрприз. Смотри, какая прелесть!
Я заглянул в сундук и тоже начал ржать. Не могу сказать, что выходка судьбы показалась мне такой уж оригинальной — скорее она относилась к разряду бородатых шуток. Но когда я увидел в сундуке крепко спящего Давыда Разъебановича, его припухшая рожа показалась мне самым уморительным зрелищем всех времен и народов! Наверное, я смеялся еще и от облегчения: только сейчас до меня окончательно дошло, что в моей жизни остался один-единственный страмосляб, да и тот попал в нее совершенно случайно. Давыд Разъебанович, сладко похрапывающий среди драгоценной кумафэги, милой сердцу моего приятеля Хэхэльфа, был своего рода жирной точкой, достойным закрытием страмослябского сезона.
— И что мы будем с ним делать? В море бросим? — сквозь смех спросил я.
— Можно и в море бросить, — задумчиво покивал Хэхэльф. — Но будет лучше, если мы его тихонько свяжем, чтобы поутру не разбушевался, и оставим при себе. Никогда не знаешь, что тебе может завтра понадобиться!
Только что я был уверен, что больше никогда в жизни не смогу выполнять физическую работу — даже снять с себя мокрую одежду казалось мне настоящим подвигом. Но мне пришлось принять активное участие в плетении веревочного кокона вокруг недомытого после Узорной мазаницы тела спящего пирата. Потом мы аккуратно разместили его тушу на корме, подальше от драгоценного содержимого сундука. Надо отдать должное Давыду Разъебановичу: он не доставил нам никаких хлопот, поскольку спал, как невинный младенец, упакованный в рекордное количество сухих памперсов. Впрочем, он и был в некотором роде младенцем, да еще и нетрезвым…