— Это радует, — отчаянно зевнул я. И предпринял первую попытку покинуть ванну. Признаюсь честно: она оказалась неудачной. Из бочки я все-таки вылез, но только после доброй дюжины попыток и продолжительного нецензурного монолога на своем родном языке, поскольку кунхє показался мне недостаточно выразительным — или мне просто не хватало теоретической подготовки… Альвианта наблюдала за мной со спокойным любопытством. Кажется, она решила, что это я так развлекаюсь.
Потом она отвела меня в тот же самый зал, где мы сидели вчера, и кормила — так усердно и обстоятельно, словно я был еще одним местным ревизором, очередным Пронтом, свалившимся на ее бедную голову. Пожилая отравительница деловито сновала с подносами и все пыталась завести со мной светскую беседу о ценах на дерьмоедов: очевидно, она как следует рассмотрела мой костюм и теперь была уверена, что ее непутевая дочка завела роман с молодым Мэсэном. Я вежливо пожимал плечами в ответ на все ее вопросы, мысленно посылая на ее седую голову самые заковыристые проклятия. Наконец Альвианта решила, что присутствие мамы нарушает лирическую обстановку, и неласково предложила ей очистить помещение. Та удалилась, шаркая ногами и бормоча себе под нос какие-то смутные проклятия.
— Теперь точно отравит! — ехидно предсказал я.
— Ты думаешь? — серьезно переспросила Альвианта. — Ну, если ты так уверен, тогда может быть мне следует сделать это первой?
— Да нет, — великодушно сказал я, — можешь не спешить. Это я пошутил.
— Ты извини, что я не поняла, — простодушно улыбнулась она, — у нас никто так не шутит. Здесь вообще редко шутят. Ну, бывает, слуги друг другу штанины узлом завязывают, или дерьмоеду в горшок острого соуса нальют — так то слуги… А вот мой отец однажды поймал своего придурковатого братца, моего дядю Эфольда, напоил как следует, переодел в женское платье и подложил в постель к его же собственному бубэру, а тот тоже был пьян, как всегда… Потом дяде Эфольду пришлось отрубить голову бедняге бубэру, который, по большому счету, ни в чем не провинился, а просто хорошо сделал свою работу — чтобы хоть как-то прикрыть свой срам! — и его дворня чуть ли не год жила без бубэра, так что половина баб убежала в лес к разбойникам: ходили слухи, что атаман одной из шаек — беглый бубэр, и ему тоскливо без привычной работы…
Я чуть не подавился, услышав сие великое откровение. Растерянно ухмыльнулся и отчаянно закашлялся.
— Правда же, смешно? — обрадовалась Альвианта. — Мой отец был веселым человеком, совсем как ты!
— Спасибо, — вежливо сказал я. Честно говоря, мне было трудно убедить себя, что мне сделали комплимент, но так оно и было…
Остаток дня прошел довольно бездарно: Альвианта изо всех сил старалась продемонстрировать мне, что мой завтрашний отъезд ни капельки не портит ее настроение. В итоге она напилась до бессознательного состояния — правда, песен так и не пела, а с обезоруживающей искренностью разревелась у меня на груди. Может быть, ты погостишь еще два-три дня? — сквозь слезы спрашивала она, а я, как последний идиот, твердил : нет, — и ужасно хотел дать себе по морде за такое фантастическое свинство. Вот так мы и развлекались — не могу сказать, что мне понравилось… В конечном итоге, мне самому пришлось волоком транспортировать ее в спальню — хорошо хоть, что она была в состоянии показывать дорогу! Альвианта нашла неплохой способ отомстить мне за мое упрямство: уснула прежде, чем ее голова коснулась подушки, а я сидел рядом, гладил ее рыжие волосы и печально размышлял о том, что завтра переступлю порог ее замка, и меня подхватит холодный ветер — возможно, тот самый загадочный правильный ветер, о котором говорили курносые великаны Урги.
В итоге она напилась до бессознательного состояния — правда, песен так и не пела, а с обезоруживающей искренностью разревелась у меня на груди. Может быть, ты погостишь еще два-три дня? — сквозь слезы спрашивала она, а я, как последний идиот, твердил : нет, — и ужасно хотел дать себе по морде за такое фантастическое свинство. Вот так мы и развлекались — не могу сказать, что мне понравилось… В конечном итоге, мне самому пришлось волоком транспортировать ее в спальню — хорошо хоть, что она была в состоянии показывать дорогу! Альвианта нашла неплохой способ отомстить мне за мое упрямство: уснула прежде, чем ее голова коснулась подушки, а я сидел рядом, гладил ее рыжие волосы и печально размышлял о том, что завтра переступлю порог ее замка, и меня подхватит холодный ветер — возможно, тот самый загадочный правильный ветер, о котором говорили курносые великаны Урги. Этот ветер будет подталкивать меня в спину, и заставит мои ноги передвигаться быстрее и быстрее, и унесет отсюда навсегда — оно и к лучшему, конечно… Другой ветер — это Овєтганна и как бы Хугайда, и далеко его родина, незыблемая и неведомая., — неожиданно вспомнил я загадочную фразу из своего давнишнего, и уже благополучно позабытого сна. И подумал, что надо бы расспросить Альвианту: вдруг она знает, что это за Хугайда — чем черт не шутит!
Она проснулась часа через четыре — небо за разноцветными стеклами оконных витражей, все еще оставалось темным, так что до утра было далеко.