— Ты — очень великодушный человек, чужестранец, — серьезно сказал Кугайна, устраиваясь в бочке. — Кто бы мог подумать, что я не только найду хорошую компанию и буду ночевать в теплом шатре, но и поеду к Варабайбе, как знатный человек, на одном из лучших абубылов ндана-акусы Анабана… Вот уж повезло, так повезло! Дома расскажу — не поверят!
Что ж, я был рад, что все так хорошо устроилось. Хэхэльф по секрету сообщил мне, что после моей выходки все наши спутники бунаба окончательно определились с моим диагнозом: они решили, что я — очень добрый, но совсем не солидный человек.
— Приговор окончательный, обжалованию не подлежит, — усмехнулся он. — Учти: теперь уж точно ни один ндана-акуса не отдаст за тебя свою дочку!
— Могло быть и хуже, — философски заметил я. — Они, конечно, красивые девочки, но… Одним словом, переживу!
Разговаривали мы мало: поездка на свинозайцах не располагает к доверительному общению, поскольку до потенциального собеседника еще докричаться надо, к тому же, когда эти большие добродушные зверюги слышат человеческую речь, они начинают бурно повизгивать: наверное, их тянет общаться.
Лес становился все гуще — к счастью, все береговые бунаба регулярно совершают поездки вглубь острова, поэтому к нашим услугам была довольно узкая, но ровная, на некоторых участках даже вымощенная мелкими черными камешками, тропинка. Навстречу нам никто не попадался, только незадолго до заката мы неожиданно наткнулись на небольшую группу людей, выстроившихся на холме у дороги, хотя, признаться, в первое мгновение я усомнился, что эти существа — действительно люди.
Бунаба, которых мы встретили в лесу, были высокими, стройными, мускулистыми и ослепительно красивыми — во всяком случае, на мой вкус, и столь величественными, что я решил, будто мы попали на какой-нибудь съезд тайных владык этого мира. Их загорелые тела были увешаны таким количеством драгоценных браслетов и ожерелий, что поначалу мне показалось, будто на них надеты какие-то замысловатые кольчуги, на головах красовались полутораметровые агибубы, а длинные одежды были сшиты из каких-то головокружительных гобеленов. Эти красавцы не стали с нами здороваться, они вообще не обратили на нас никакого внимания, просто стояли на вершине холма и смотрели прямо перед собой длинными, глубокими, равнодушными ко всему глазами, но я даже не стал этому удивляться: кто мы такие, чтобы заинтересовать этих небожителей! Только потом до меня дошло, что мои спутники тоже не обратили на них никакого внимания: никто не спешил падать ниц, или хотя бы замирать в немом благоговении, мы просто проехали мимо — без комментариев.
— Кто были эти люди? — взволнованно спросил я Хэхэльфа. — какие-нибудь хойские цари?
— Ну что ты! — он даже рассмеялся от неожиданности, вызвав неодобрительные взгляды наших спутников бунаба. — Какие там цари! Просто воины ндана-акусы Мага Парма Хой — Долины Середины Острова, к тому же далеко не самые лучшие, если уж их послали охранять самую окраину его владений!
— Простые воины? — опешил я.
— Не простые воины, а воины ндана-акусы Долины Середины Острова, — терпеливо поправил меня Хэхэльф. — Видишь ли, здесь, на Хое, ндана-акуса Долины Середины Острова — второй человек, после Варабайбы. Ну а если вспомнить, что Варабайба — не человек, а бог, то и вовсе первый. Это не значит, что его все слушаются, каждый ндана-акуса — сам себе хозяин! Это значит, что он просто самый лучший из всех. А его дети лучше, чем наследники других ндана-акус. Ну и воины у него, соответственно, самые лучшие, и рабы, и домашние животные… У него все — самое лучшее на острове.
— Несправедливо получается, — заметил я.
— Ну да, — согласился Хэхэльф. — А справедливо вообще никогда не получается: так уж все устроено. Всегда выясняется, что у кого-то все непременно лучше, чем у других — что тут можно поделать?!
— Это правда, — рассеянно согласился я. И снова обернулся, чтобы напоследок полюбоваться четкими неподвижными силуэтами бунабских воинов, совершенными, как работы старательного скульптора с хорошей классической школой.
Остановились мы еще до заката: ламна-ку-аку Кект изволил капризничать. Он заявил, что хочет свежего мяса, так что его личные слуги быстренько разбили шатер своего господина и засобирались на охоту. Кект немного подумал и внезапно решил, что ему угодно принять личное участие в этом мероприятии. Хэхэльф тут же вызвался составить ему компанию. Они и меня пытались вовлечь в эту авантюру, но я решительно отказался.
— Я отнюдь не вегетарианец, — смущенно сказал я, — и в случае большой нужды вполне способен собственноручно убить свой потенциальный ужин. Но мне трудно получить от этого удовольствие. Одним словом, я не охотник… И вообще мне лень куда-то идти и гоняться по всему лесу за каким-нибудь несчастным, но шустрым зверем, грозно потрясая тяжеленным копьем!
— С этого и надо было начинать! — хмыкнул Хэхэльф. — Лень — это уважительная причина.
— Никто не обидится? — осторожно осведомился я.
— Делать нам больше нечего — обижаться! — великодушно сказал он.
— Не хочешь — не надо, тебе же хуже! Не горюй, Ронхул: возможно, мы даже дадим тебе попробовать нашу добычу, если очень попросишь.