— И кто тебе виноват? — Хэхэльф озабоченно покачал головой. — Теперь ты, пожалуй, ничего жрать не станешь под предлогом, что, дескать, сыт. Хозяева, чего доброго, разобидятся: пир все-таки в нашу честь — оно тебе надо?
— Разобидятся, говоришь? — помрачнел я.
— Теперь ты, пожалуй, ничего жрать не станешь под предлогом, что, дескать, сыт. Хозяева, чего доброго, разобидятся: пир все-таки в нашу честь — оно тебе надо?
— Разобидятся, говоришь? — помрачнел я. — Ладно, сделаю над собой героическое усилие и съем еще что-нибудь.
— Что-нибудь делу не поможет, — строго сказал Хэхэльф. — Ты даже не представляешь себе, Ронхул, сколько надо съесть, чтобы бунаба убедились, что тебе по душе их угощение… Нет, без масла сагыд тут не обойдешься!
— Что это за масло такое? — заинтересовался я.
— О, это по-настоящему чудесная вещь, — многообещающе протянул Хэхэльф.
— Его едят? — не отставал я.
— Нет. Его не едят, маслом сагыд мажут брюхо, — совершенно серьезно объяснил он. — А вот уже потом едят. Столько, что страшно делается! И без тяжелых последствий: ты даже не разжиреешь особо от такой пирушки. И уборную не придется отстраивать заново после того, как ты посетишь ее поутру — словно и не было ничего. Слышал когда-нибудь выражение: жрет как не в себя? Ну вот, именно это и происходит с человеком, который намазал живот маслом сагыд. И сейчас тебе прийдется познакомиться с этим чудесным средством на собственном опыте, а не то плакала моя дипломатия!
— Надо, так надо, — нерешительно согласился я. — А со мной точно не начнут твориться всякие странные штуки, как от твоей хваленой кумафэги?
— Никаких странных штук! — пообещал Хэхэльф. — Никаких чудес, за исключением зверского аппетита: ты сам себя не узнаешь!
— Ладно, — вздохнул я, — уговорил. Давай сюда свое масло.
Хэхэльф тут же отправился в свою комнату и принялся с остервенением рыться в дорожных сумках. Этому удовольствию он посвятил добрую четверть часа. Наконец вернулся ко мне, неописуемо гордый свершенным подвигом, и торжественно потряс перед моим носом небольшой керамической бутылочкой. Аккуратно вытащил пробку, сунул драгоценный сосуд мне в лапы и нетерпеливо взмахнул рукой — дескать, давай, не тяни. Я осторожно понюхал содержимое бутылочки: хотя мне и не предстояло его пить, но мазать чем попало собственный живот тоже не слишком хотелось. Вопреки опасениям, запах мне очень понравился: масло сагыд пахло, как увядшая роза, медом и жухлой травой.
— И что я теперь должен делать? — спросил я Хэхэльфа. — Как им пользуются?
— Вот бестолочь! — почти нежно сказал он. — Просто расстегни рубаху, плесни немного масла на ладонь и намажь свое тощее брюхо: не велика наука!
— Тебе все просто! Откуда я знаю: может быть положено мазать какой-то определенный участок живота, — вздохнул я, слегка обиженный словом бестолочь.
— Определенный участок мазать не надо! — ехидно откликнулся Хэхэльф. — Только брюхо… Ладно, ладно, не скрипи зубами, грозный Маггот, если очень обиделся, можешь сказать мне масса пхатма, я переживу!
— Масса пхатма, — с удовольствием повторил я, и мы оба расхохотались, как дети, оставленные без присмотра и упражняющиеся в произнесении запретных, но заманчивых взрослых словечек.
— Несолидный! Человек! Не берегущий свою честь! Да к тому же еще и с грязным задним проходом! — сквозь смех простонал я.
— Ишь ты, сразу запомнил! — восхитился Хэхэльф.
Потом я все-таки выполнил его нехитрую инструкцию и осторожно намазал живот густой темной жидкостью, на ощупь действительно напоминающей масло.
— Вот и молодец., — с облегчением сказал Хэхэльф. У него был вид заботливой мамаши, только что убедившей свое чадо принять приписанную доктором микстуру. — Можешь застегнуться. Или ты теперь собираешься всегда ходить в таком виде?
— Рубаха испачкается, — проворчал я. — Пропадет. Жалко же!
— Не испачкается, — заверил меня Хэхэльф. — Масло уже почти впиталось, сам посмотри.
Я опустил глаза и с изумлением обнаружил, что мой живот снова выглядел почти таким же чистым, как после купания. Пока я пялился на сие чудо, слово почти перестало быть актуальным: последнее темное пятнышко бесследно исчезло с моей кожи.
— Круто! — восхитился я, застегивая маленькие непослушные пуговицы, скользкие, как стекло. Потом прислушался к своим ощущениям и с удивлением сказал: — Знаешь, пока ничего не происходит. Я по-прежнему не чувствую себя голодным.
— Ничего, скоро почувствуешь! — оптимистически заверил меня Хэхэльф. — Требуется некоторое время, чтобы масло сагыд как следует пропитало твои потроха. Оно и к лучшему: пир начнется не раньше, чем через четверть часа.
Вынужден признаться: я не дождался начала пира. Минут через десять я понял, что просто погибну, если немедленно не съем хоть что-нибудь. К счастью, существовала корзина с плодами, опустошенная всего наполовину. Я извлек оттуда спелую умалу и захрустел, как оголодавший кролик.
— Ты бы все-таки прожевывал, — сочувственно сказал Хэхэльф. — Так ведь и подавиться можно! Держи себя в руках, Ронхул: вечер только начинается!
— Ты сам намазал меня этой дрянью, — проворчал я, — а теперь выпендриваешься с полезными советами… Раньше надо было думать!