Я развесил свою одежду на ветвях старого раскидистого дерева: Хэхэльф в свое время сказал мне, что в его доме принято сушить на этом дереве все, что нуждается в просушке. Он совершенно серьезно объяснил, что еще в самом начале своей жизни в этом замечательном домике договорился с деревом о том, что оно будет помогать ему по хозяйству, и теперь можно быть совершенно спокойным: даже если на сад обрушится ураган, дерево не даст ветру унести развешенные на нем вещи. Разумеется, я сразу поверил Хэхэльфу: когда оказываешься в мире, законы которого тебе неизвестны, многие невероятные вещи начинают казаться вполне очевидными…
Покончив с хлопотами, я развернулся, чтобы идти в дом: спать хотелось зверски. Но листья всех деревьев в саду вдруг тревожно зашелестели и так же внезапно замерли. Я ощутил теплое дуновение на своем лице и сразу понял, что это мой приятель ветер пришел меня навестить — может быть, он просто хотел убедиться, что я благополучно добрался домой, так мило с его стороны! А потом я услышал негромкий, бархатистый и завораживающий голос, тот самый, который уже не раз звучал в моих снах. Но теперь я слышал его наяву: я мог поклясться, что не сплю, во всяком случае, до сих пор у меня не было проблемы с тем, чтобы отличить сон от бодрствования…
— Первый ветер дует из стороны Клесс и он напорист, словно выпущен из грудей пышного улла; он дует шесть дней. Другой ветер — это Овєтганна и как бы Хугайда, и далеко его родина, незыблемая и неведомая. Он дует две луны, затихая лишь на время. Третий ветер приходит редко, из тех мест, где его вызывают к жизни бушующие Хэба среди дюн, скал и озер, — отчетливо сказал голос. Это была та самая фраза, которая уже не раз снилась мне перед самым пробуждением, слово в слово. Потом голос умолк, ветер тут же перестал трепать мои порядком отросшие волосы, и вообще окружающий мир как-то внезапно утихомирился, а я растерянно озирался по сторонам, хотя отлично понимал, что никого не увижу.
— А тебя-то как зовут? — робко спросил я у притихшего ветра. Разумеется, я мог не спрашивать, поскольку и сам знал ответ: это был тот самый ветер, имя которого я то и дело бормотал себе под нос, сам не зная, зачем твержу это древнее — то ли заклинание, то ли просто красивое слово — так, на всякий случай…
— Хугайда, — ответил мне знакомый шепот. Немного помолчал и кокетливо добавил: — Овєтганна и как бы Хугайда…
Он ласково дунул мне в лицо, торопливо пробежался по волосам, напоследок я почувствовал приятный, но тревожный холодок в основании шеи. Черт, я мог поклясться, что этот ветер обладает женским сердцем! Кажется, у меня завязывался самый странный роман, какой только можно вообразить… Потом голос окончательно умолк, темнота сада показалась мне чужой и слегка угрожающей, и я поспешно нырнул в другую темноту: в знакомый и уютный полумрак дома. Сон подстерегал меня на пороге спальни, как маньяк-убийца с шелковой удавкой. Он повалил меня на кровать и нокаутировал одним ударом. Довольно грубое поведение, но я не сопротивлялся: спать, так спать, почему бы и нет?!
Следующий день оказался на редкость длинным и хлопотным, как, наверное, любой день перед отъездом. Я с удовольствием помогал Хэхэльфу, который то носился по торговым рядам, покупая подарки для своих приятелей бунаба, то переворачивал вверх дном наше ни в чем не повинное жилище, пытаясь инсценировать генеральную уборку, то галопом несся на свой Чинке, чтобы проверить, запаслись ли его матросы достаточным количеством провизии в дорогу. Честно говоря, если бы Хэхэльф вдруг отказался от моей помощи, я бы в слезах умолял его позволить мне немного посуетиться: мне позарез требовалось отвлечься от размышлений о чудесах минувшей ночи. Не буду врать, что общение с волшебным ветром потрясло меня до оснований и грозило свести с ума, поскольку в последнее время со мной то и дело происходили почти исключительно одни чудеса, и я успел к ним притерпеться.
Я с удовольствием помогал Хэхэльфу, который то носился по торговым рядам, покупая подарки для своих приятелей бунаба, то переворачивал вверх дном наше ни в чем не повинное жилище, пытаясь инсценировать генеральную уборку, то галопом несся на свой Чинке, чтобы проверить, запаслись ли его матросы достаточным количеством провизии в дорогу. Честно говоря, если бы Хэхэльф вдруг отказался от моей помощи, я бы в слезах умолял его позволить мне немного посуетиться: мне позарез требовалось отвлечься от размышлений о чудесах минувшей ночи. Не буду врать, что общение с волшебным ветром потрясло меня до оснований и грозило свести с ума, поскольку в последнее время со мной то и дело происходили почти исключительно одни чудеса, и я успел к ним притерпеться. Просто я уже давно заметил, что о некоторых чудесах лучше не задумываться, если не хочешь, чтобы они покинули тебя навсегда — когда пугливая ночная бабочка случайно садится на твою ладонь, следует затаить дыхание, чтобы не вспугнуть это чуткое существо…
Но Хэхэльф, святой человек, загонял меня так, что к вечеру я едва стоял на ногах, а маленькая кружка халндойнского пива подействовала на меня почти как цианистый калий — с той разницей, что сон, во всех отношениях похожий на смерть, оказался весьма недолговечной штукой. На рассвете я уже был на ногах, а часа через два после пробуждения, стоял на корме хэхэльфова корабля и с улыбкой смотрел на быстро удаляющийся берег.