— В агибубе, — усмехнулся я.
— Ну да, ну да, — рассеянно согласился Хэхэльф. И продолжил: — Впрочем, вполне возможно, что заступничество любого бунаба ничем не хуже, чем протекция ндана-акусы.
— Ну да, ну да, — рассеянно согласился Хэхэльф. И продолжил: — Впрочем, вполне возможно, что заступничество любого бунаба ничем не хуже, чем протекция ндана-акусы. Варабайба очень трогательно заботится обо всех людях своего народа. Когда я был мальчишкой и жил в этом доме, у всех на устах был один примечательный случай: молодой человек по имени Пок, один из рабов ндана-акусы области Вару-Хапра-Маруга, самовольно покинул дом своего хозяина, явился к Варабайбе и прямо сказал, что жизнь в качестве слуги делает его глубоко несчастным, так что он готов упрекать свою мать за то, что она сдуру его родила, а своего бога — за то, что он все так плохо устроил. И что ты думаешь? Варабайба не рассердился на наглеца и не наподдал ему под зад, а напротив: ужасно огорчился и спросил у раба, какая жизнь пришлось бы ему по душе. Пок сказал, что еще сам не знает, поскольку пока не пробовал никакой жизни кроме рабской. Варабайба тут же дал ему одежду свободного человека, подарил несколько новых агибуб и дорогое оружие, и даже не поленился написать письмо его хозяину, в котором говорилось, что тот больше не должен докучать приказами своему бывшему слуге.
— И что стало с этим парнем? — с любопытством спросил я.
— О, он прославился на весь Хой — как же, любимчик самого Варабайбы! — быстро разбогател, женился на младшей дочке своего бывшего хозяина, потом решил поселиться на побережье и купил себе дом у нас, на Вару-Чару, а еще через несколько лет ему надоела размеренная жизнь, он купил себе хорошую лодку и уплыл — сначала на Хой, торговать, а потом еще куда-то, а его жена до сих пор живет здесь, неподалеку… Хороший он был мужик, этот Пок, непоседливый, вроде нас с тобой!
— Слушай, а почему же тогда все остальные рабы тут же не рванули к Варабайбе? — удивился я. — Клянчить свободу, богатство и новые агибубы…
— Некоторые пробовали, — Хэхэльф пожал плечами. Кто-то из них так и не добрался до Варабайбы, кто-то не застал его на обычном месте и вернулся домой, а кто-то действительно получил свободу… Но вообще паломников было не так много, как ты полагаешь. Можно сказать, совсем мало.
— Почему? — изумился я.
— Ну а как ты думаешь? Лень, глупость, или просто отсутствие желания что-то изменить. Между прочим, большинство рабов абсолютно довольны своей участью, — невозмутимо объяснил Хэхэльф. — Быть рабом не так уж плохо, во всяком случае, здесь, на Хое: спокойная сытая жизнь до старости обеспечена, ну а работа, которую приходится делать… Свободные люди, как правило, работают еще больше, и при этом нередко рискуют остаться ни с чем. Ну, конечно, хозяин может обругать, а то и побить, если подвернешься под горячую руку — ну так от плохого обращения свободный человек тоже не застрахован. Думаешь, моим братьям сладко жилось в отцовском доме? А ведь они не рабы, а знатные люди. И при этом всего трое, не считая меня, покинули замок на озере Инильба, когда подросли, а прочие остались с родителями, да еще и в голос рыдали, когда наш отец, их господин и повелитель, сыграл в ящик… Знаешь, Ронхул, не так уж много людей хотят быть свободными. Рабство затягивает, как пьянство: сначала думаешь: скоро все брошу, еще немножко — и все, — а потом незаметно начинаешь думать: а зачем, собственно, бросать?
— Какой ты мудрый, однако, — вздохнул я. — Грустно все это…
— Почему грустно? — Хэхэльф сочувственно посмотрел на меня и неожиданно подмигнул: — Мы-то с тобой не сидим на цепи, верно? Мы свободны как птицы и ничего не боимся!
Кто знает, — подумал я, — может быть и сидим, просто наша цепь немного длиннее, чем у прочих, — но вслух высказываться не стал, поскольку к нам подошли наши будущие попутчики, и Хэхэльф тут же принялся нас знакомить.
Кект, второй сын ндана-акусы, ровесник и друг детства Хэхэльфа, оказался высоким изящным человеком с выразительным птичьим лицом, таким же мрачным, как у его соплеменников, но отличающимся живой мимикой, придающей ему совершенно особенное обаяние. Его одежда, на мой вкус, отличалась утонченной элегантностью: длинная юбка была сшита не из разрисованной цветами, а из клетчатой ткани, из-под юбки выглядывали штаны свободного покроя, тоже клетчатые, но рисунок немного помельче. Высокий черный пояс выгодно подчеркивал его стройную фигуру и превосходно сочетался с такими же черными браслетами, унизывающими его обнаженные мускулистые руки. Его агибуба тоже была черной, как и элегантные открытые сандалии на ногах. На фоне пестрых цветастых нарядов его соплеменников Кект показался мне одетым чуть ли не во фрачную пару. Он выглядел вполне дружелюбным, несмотря на мрачное, как у всех бунаба, лицо. Второй наш спутник, пага Пикипых произвел на меня куда более тревожное впечатление. Когда я услышал, что он один из главных жрецов, я сразу же представил себе глубокого, но бодрого старика. Ничего подобного: пага Пикипых оказался никак не старше меня самого, а то и младше. Во всяком случае, он так выглядел. Не слишком высокий, толстенький, как мои вчерашние знакомцы кырба-ате, скромно одетый в длинную синюю юбку без намека на какой-нибудь яркий узорчик и короткое, до пояса, белое одеяние — странный гибрид пончо с перелиной, с неожиданно, почти драматически красивым лицом, он смотрел куда-то вглубь себя, пока Хэхэльф пытался нас познакомить, а потом что-то сказал, испытующе сверкнул своими темными глазами, залез в бочонок на спине одного из свинозайцев и окончательно ушел в себя.