— Поэтому я и твержу этот куплет, как последний болван! — неожиданно сообщил лохматый погонщик.
Но, с другой стороны, что я знал о местных поэтических канонах!
— Поэтому я и твержу этот куплет, как последний болван! — неожиданно сообщил лохматый погонщик. — Думаешь, я не узнал тебя, Хэхэльф из Инильбы? Я был в Пустой кружке у старого Аэлса, в ту ночь, когда ты победил в состязании сочинителей хулительных песен!
— Ну вот, — сказал мне Хэхэльф, — я же говорил, что в Земле Нао моя рожа всем знакома! — В его голосе звучали досада и гордость одновременно. — Все-таки было бы неплохо, если бы ты вспомнил и что-нибудь другое, парень, — добродушно проворчал он, обращаясь к погонщику.
— А вот что-нибудь другое я буду петь за отдельную плату, — ухмыльнулся тот. — И учтите: мое молчание обойдется вам еще дороже. До Альгана путь неблизкий, небось раскошелитесь!
— Не обижайся, дружище, но боюсь, что лично я раскошелюсь очень скоро! — шепнул я Хэхэльфу. — Может быть ты действительно победил в том проклятом состязании, но слушать что бы то ни было по двадцать третьему разу — невозможно!
— Я и сам уже готов раскошелиться, — усмехнулся он. — Я написал хорошую хулительную песню, но этот парень отчаянно фальшивит! Самое обидное, что его даже убить нельзя: без него бухубаты разбегутся кто куда, и будем мы с тобой топать пешком!
— Слушай, а почему, собственно, эта песня считается хулительной? — осторожно поинтересовался я. — По-моему, ничего особенно обидного в ней нет. Ну, говорится, что жена этого самого муммайха умна не очень, но ведь не сказано прямо, что она — дура.
— Вообще-то, вполне достаточно, чтобы муж обиделся, — рассудительно заметил Хэхэльф. — Впрочем, ты прав: ничего такого, за что можно убить, в моей хулительной песне нет, да и в других обычно тоже. Эти застольные песни называются хулительными по традиции, в отличие от хвалебных застольных песен, которые превозносят своих героев до небес.
— А есть и такие? — улыбнулся я.
— Еще бы! Сразу видно, что ты недолго жил у своего приятеля Таонкрахта, а то наслушался бы… Впрочем, сам я таких никогда не писал: способов заработать на жизнь и без того хватает!
Неутомимые бухубаты, которых я про себя окрестил дюжиками, невольно слив воедино словосочетание дюжие ежики, везли нас вперед до самого рассвета. Временами их пыхтение заглушало даже фальшивое пение погонщика, который, впрочем, заткнулся совершенно бесплатно, после того, как Хэхэльф угостил его кусочком курмды. Пожевав сухое улльское пиво, он окончательно размяк, и мы разговорились, как старые приятели. Выяснилось, что парня зовут Дайст. Это дворянское, как сказал мне Хэхэльф, имя было единственным, что досталось ему от отца, какого-то непутевого безземельного шархи — родословная Дайста оказалась почти точной копией родословной моего приятеля Мэсэна. Я окончательно убедился, что нормальные ребята в Земле Нао рождаются исключительно в результате холостяцких рейдов местной знати по спальням служанок. Дайст доверительно сообщил нам, что сам поймал, вырастил и выдрессировал своих бухубатов, еще когда был совсем мальчишкой. С тех пор его бизнес процветал: парень возил товары и случайных пассажиров, вроде нас, из Бондоха в Эльройн-Макт, через всю Землю Нао; на обратной дороге он скупал по дешевке самых никчемных дерьмоедов у знакомых Мэсэнов, и продавал их хозяевам захолустных хуторов, до которых редко добираются крупные торговцы этим живым товаром. Помимо основного бизнеса, на сегодняшний день Дайст являлся владельцем нескольких домов для приезжих и одного трактира в порту. Я узнал, что он — далеко не единственный дальнобойщик в Земле Нао: только в Бондохе у него имелась чуть ли не дюжина конкурентов.
Впрочем, работы пока хватало всем: торговля в порту процветала, богачи, живущие в глубине материка, жаждали приобрести редкие товары, а иноземные купцы, по большей части, были не великими охотниками самостоятельно путешествовать по здешним лесам, кишащим голодными разбойниками и нетрезвыми младшими сыновьями наосской знати — безземельными, бесстрашными и совершенно безбашенными…
— Вот таким ребятам, как Дайст, на руку моя затея! — шепнул мне Хэхэльф на рассвете, когда дюжики — вернее, бухубаты остановились, чтобы поесть и отдохнуть, а мы с изумлением поняли, что благополучно просвистели всю ночь, даже не вспомнив про сон, и принялись поспешно стелить свои одеяла на дне телеги: худо-бедно, но мы с Хэхэльфом умудрились там поместиться, вытянувшись в полный рост, хотя я почувствовал себя настоящей шпротиной.
— Что ты имеешь в виду? — рассеянно спросил я.
— Владетельные сумасшедшие колдуны, вроде твоего Таонкрахта, только мешают им развернуться, — объяснил он. — О прочей знати я уже не говорю — чем мельче, тем больше проблем. Да и Ванд им ни к чему, — он поднял голову и спросил у нашего спутника: — Эй, Дайст, тебе Ванд очень нужен?
— Как шило в заднице, — равнодушно огрызнулся тот.
— Ну вот, видишь! — торжественно заявил мне Хэхэльф. — Что им нужно, так это простор и свобода действий. А заварушка, которую я собираюсь затеять, развяжет им руки… и расчистит для них территорию!