— Я как раз оделась, чтобы проводить тебя до Тропы, — сухо сказала она. — Я же обещала… И еще я велела маме собрать тебе еду в дорогу — а то хорош ты будешь: демон, шныряющий по кустам в поисках спелых ягод! И не бойся, мама не стала класть туда яд — я уже проверила: дала по кусочку от каждого блюда своим слугам, и они по-прежнему живы и здоровы — я даже слегка разочарована. Впрочем, все это пустяки, Ронхул. Ты готов идти? Пошли!
По дороге мы молчали: я все пытался придумать какую-нибудь фразу, которая могла бы исправить положение. Разумеется, моя затея была заранее обречена на провал: слова — это всего лишь слова, и обычно они ничего не меняют, вообще ничегошеньки…
— Слушай, а может быть ты просто отправишься вместе со мной? — эта фраза вырвалась почти помимо моей воли, я и сам не ожидал, что сделаю ей такое дурацкое предложение. Я не нуждался в спутниках — даже в одной-единственной спутнице, мужественной, очаровательной, темпераментной и забавной, как нескладный пушистый щенок. И потом, я заранее был уверен, что никуда она со мной не пойдет: если уж Мэсэн, которому, на мой взгляд, терять было практически нечего — кроме десятка дерьмоедов в сарае! — наотрез отказался от занятий пешим туризмом на скоростной трассе…
Надо отдать должное Альвианте: прежде, чем отказаться, она молчала секунд десять — взвешивала все за и против, я полагаю.
— Спасибо, Ронхул, — наконец сказала она. — Мне показалось, что ты говорил очень искренне, и мне будет приятно вспоминать о твоем предложении, когда я стану седой беззубой старухой — вот, дескать, когда была я молода и прекрасна, приходил в наши края демон, увидел меня и остался так доволен увиденным, что позвал меня за собой… Но я не могу пойти с тобой. Мне очень хочется, можешь мне поверить, но это совершенно невозможно!
— Почему? — печально спросил я. — Впрочем, я и сам догадываюсь: сейчас ты скажешь мне, что не можешь бросить свой замок, отвоеванный в честной борьбе у родственников, своих идиотов-слуг и даже свою мамочку ты не можешь бросить, потому что она без тебя пропадет…
— Именно так и есть, — спокойно согласилась Альвианта, — все это — мое достояние, и я не могу его бросить ради неизвестно чего. На тебя нельзя положиться: ты как-нибудь, да разыщешь, что тебе нужно, а потом исчезнешь — ты же говорил мне, что больше всего на свете хочешь исчезнуть! — и я все равно останусь одна, только не за оградой собственного замка, а где-нибудь в диких землях… а потом, когда мне удастся вернуться домой — если еще удастся! — я наверняка обнаружу, что в Хапс Дюэльвайн Гаммо хозяйничает мой хитрющий дядя Бикантномьен, и мои хоты давным-давно приведены им к присяге, а мама побирается на большой дороге, или квасит умалу для лесных разбойников… И все это только ради того, чтобы провести еще несколько дней с тобой? Извини, Ронхул Маггот, ты хорош, но не настолько!
— Разумеется, я не настолько хорош, — согласился я. — Никаких возражений!
Я хотел было сказать Альвианте, что бросать ее драгоценное все следует не ради меня, а как раз ради неизвестно чего, потому что неизвестность — это такая специальная, единственная и неповторимая штука, во имя которой человек вполне может отказаться от чего угодно, в том числе и от фамильного замка, по которому бродят толпы сбрендивших слуг — если он настолько удачлив, что ему однажды выпадет такой шанс… Но я вовремя прикусил язык: кто я такой, чтобы лезть к этой милой женщине со своей дурацкой философией: во-первых, ей и без того невесело, а во-вторых, она уже все для себя решила!
— Я рада, что ты понимаешь, — улыбнулась она, — я сразу подумала, что ты можешь понять абсолютно все, как только взглянула на тебя, Ронхул Маггот! Я буду помнить тебя очень долго — может быть всегда… Знаешь, теперь я даже рада, что ты так быстро уходишь — по крайней мере, между нами не случилось ничего плохого: мы не поссорились, и не наскучили друг другу, и мне не довелось проснуться от твоего храпа и почувствовать раздражение, и ты не принялся тискать моих служанок по темным углам, и не клянчил, чтобы я отдала тебе поносить свои лучшие доспехи, и не пытался порезать мясо моим мечом, и не плясал голым в спальне моей мамы… Одним словом, в моих воспоминаниях о тебе не будет ни одного темного пятнышка, и это прекрасно!
Хороший же у нее опыт совместной жизни с мужчинами! — сочувственно подумал я.
— Судя по всему, все ее предыдущие кавалеры были настоящими душками! Да уж, повезло барышне, нечего сказать!
— Знаешь что? — вдруг оживилась Альвианта. — Я только что подумала: ты же демон, ты все можешь! Ты ведь можешь присниться человеку, если захочешь? Уверена, что это так! Ты снись мне иногда, ладно?
— Ладно, — легкомысленно пообещал я. Эта ложь далась мне очень легко, потому что в глубине души я был совершенно уверен, что мое обещание выполнится как-то само собой: люди часто видят во сне именно то, что им хочется увидеть.
— Вот она, твоя тропа, — наконец сказала Альвианта. — Здесь мы с тобой встретились, Ронхул. Здесь и расстанемся. — Она сунула мне небольшую кожаную сумку. — Здесь только еда и никакого яда: яд нынче дорог! — Она рассмеялась, довольная собственной незамысловатой шуткой.