— Прости меня, Маггот, — кротко отозвался Таонкрахт.
Я так и не понял, за что он просил прощения: за ошибку в своих треклятых заклинаниях, или за то, что мне пришлось пережить ряд бытовых неудобств.
— В твоей спальне всегда будет стоять множество самых лучших, самых драгоценных ночных горшков, — проникновенно пообещал он, и я прикажу, чтобы кравчие не забывали их опустошать.
— В твоей спальне всегда будет стоять множество самых лучших, самых драгоценных ночных горшков, — проникновенно пообещал он, и я прикажу, чтобы кравчие не забывали их опустошать.
Я прыснул: до сих пор мне всегда казалось, что кравчий — это тот, кто наливает вино, а отнюдь не выносит горшки. Впрочем, в мире, который озарен светом трех солнц, могли твориться еще и не такие недоразумения!
— Ладно, — все еще улыбаясь сказал я, — с горшками мы вроде разобрались. Я уже понял, что на постройку канализации вашего могущества пока не хватает. А как насчет ванной? Если я не помоюсь, я начну впадать в ярость — примерно через полчаса, а то и раньше!
— Тебе постоянно нужно остужать свой жар, — понимающе кивнул Таонкрахт, — а я-то еще удивлялся, что ты все время требуешь воду…
— Остужать свой жар, вот именно, — обрадовался я, — лучше и не скажешь!
— У меня есть хорошая большая ванна, — доверительно сказал мне Таонкрахт, — я сам иногда испытываю потребность освежить в ней свое тело. Думаю, она тебе понравится. Я прикажу слугам наполнить ее холодной водой…
— Ни в коем случае! — с ужасом сказал я. — Теплой! И сначала они должны хорошенько ее вымыть.
— Вымыть — что? Воду? — изумился он.
— Да нет, ванну, — устало вздохнул я. У меня уже голова кругом шла от нашего идиотского диалога — на фоне остывающего трупа моего несостоявшегося убийцы, между прочим!
— Хорошо, все будет как ты хочешь, — поспешно согласился он. — Но на это уйдет около получаса… Ты сможешь подождать?
— Я попробую, — вздохнул я, — если только полчаса… И скажи своим слугам, что они должны готовить для меня ванну каждый день, утром и вечером… И еще: у вас принято чистить зубы?
— Разумеется, — с готовностью отозвался он. Тут же достал с одной из полок склянку толстого стекла, наполненную прозрачной красноватой жидкостью, и протянул ее мне. — Возьми немного, прополоскай рот. Это очень хорошее средство. Только не глотай: если уж у тебя человеческое тело, живот может прихватить от такого пойла!
Я недоверчиво покосился на склянку, но потом вспомнил, как быстро исцелила меня его чудесная мазь от ожогов, и решил что местной фармацевтике, пожалуй, вполне можно доверять. Красноватая жидкость пахла медом и мятой одновременно, ее вкус тоже оказался приятным и освежающим. Я прополоскал рот, огляделся, понял, что выплюнуть полоскание некуда и вопросительно посмотрел на Таонкрахта. Он понял мою проблему и указал на окно. Я пожал плечами — раз хозяин дома разрешает заплевывать свой двор, ему же хуже! — подошел к окну и наконец-то избавился от жидкости. К моему изумлению, она была уже не розовой, а темно-зеленой, а соприкоснувшись с пыльными камешками, которыми был вымощен двор, зашипела, как разъяренная гадюка, и испарилась, оставив на камнях едва заметные следы ожогов.
— Ничего себе! — Уважительно сказал я.
— Это значит, что тебе досталось человеческое тело с больными зубами, Маггот! — Удивленно заметил Таонкрахт. — Как это может быть?.. Впрочем, тебе повезло: теперь они останутся здоровыми надолго. Гораздо дольше, чем тебе понадобится сохранять этот облик, я уверен!
— Вот это, я понимаю, чудо! — Одобрительно сказал я. Это была первая хорошая новость с тех пор, как я очнулся в камине Таонкрахта, и мое справедливое сердце требовало выражений благодарности.
Это была первая хорошая новость с тех пор, как я очнулся в камине Таонкрахта, и мое справедливое сердце требовало выражений благодарности. — А ты молодец, сэр Таонкрахт! Сам изобрел это зелье?
— Ну, кое-что осталось от Ургов, — неохотно признался он. И тут же гордо добавил: — Но я тоже над ним поработал. Зелье Ургов оказалось очень невкусным, и его надо было носить во рту несколько часов кряду.
— Да, несколько часов — это неприятно. Так что ты молодец, — улыбнулся я. Сообщение о том, что у меня не осталось ни одного больного зуба, здорово подняло мое настроение: вообще-то у меня почти железное здоровье — не столько от природы, сколько потому, что мне всегда было скучно и противно болеть — но эти подонки зубы и их верные друзья стоматологи несколько раз умудрялись как следует испоганить мою распрекрасную жизнь!
— Может быть, ты хочешь поесть, пока мои слуги будут греть воду для тебя? — предложил Таонкрахт. — Я сам как раз собирался позавтракать. Потом мне будет не до того: думаю, посланцы Сох заявятся сюда, чтобы забрать своего мертвого, а я собираюсь излить на них свой гнев.
— Да, излить гнев — дело стоящее! — с ехидным одобрением сказал я. — Ладно уж, пошли завтракать, уговорил.
По дороге в главный зал — Таонкрахт скорее дал бы себя убить, чем согласился бы принимать пищу в менее роскошном помещении! — у меня снова случился тяжелый приступ депрессии. Я осознал, что провел здесь уже больше суток, и единственное, что мне удалось сделать — так это выспаться, вылечить зубы и убедиться, что мой гостеприимный хозяин не собирается отправлять меня домой — по крайней мере, не раньше, чем получит от меня могущество и бессмертие! Но я уже стал закаленным бойцом с собственным настроением: просто стиснул облагодетельствованные местной медициной челюсти и сказал себе: Цыц! А потом сочувственно добавил: Теперь это и есть твоя жизнь, дружок!