Слегка закусив, Эбенгальф наскоро пропустил пару кружек вина и шепнул что-то одному из слуг, здоровенному детине с удивительно разумным, но хмурым, как у бунаба лицом, одетому почти так же нарядно, как его хозяин. Тот кивнул и вышел из небольшого, но роскошно обставленного зала, в котором мы пировали. Вскоре парень вернулся с небольшим кувшином и почтительно передал его хозяину.
— Хочешь посмотреть на настоящее чудо, Маггот? — спросил меня Эбенгальф. Разумеется, предполагалось, что мой ответ не может быть отрицательным — ни при каких обстоятельствах. — Пошли с нами! И ты, халндойнец тоже. Небось не видел еще, как из дерьма вино делают?
— Не видел, — с энтузиазмом подтвердил Хэхэльф.
И мы все вместе отправились во двор.
— Только я хочу сам это сделать, Ахамстольф! — возбужденно сказал толстяк.
И мы все вместе отправились во двор.
— Только я хочу сам это сделать, Ахамстольф! — возбужденно сказал толстяк. До сих пор он сосредоточенно молчал, методично опустошая кружку за кружкой, и вообще совершенно не соответствовал рекомендациям Эбенгальфа, который почему-то называл его веселым мужиком.
— Ладно, сам так сам, — снисходительно согласился Эбенгальф. — Моим же слугам лучше: не придется лишний раз в твоем дерьме ковыряться!
Толстяк расцвел улыбкой и осторожно взял в руки кувшин.
— Разобьешь — убью, — беззлобно сказал ему Эбенгальф. Чувствовалось, что он не угрожает, а просто честно предупреждает о возможных последствиях — так врач, прописывая лекарство, должен рассказать пациенту о возможных побочных эффектах.
— Если я разобью этот кувшин, я сам на себя руки наложу! — с чувством ответил толстый Наоргаль. — Зачем тогда жить?!
Я не сдержал улыбку. Потом мы подошли к телеге с дерьмом, и моя улыбка сама собой растаяла, уступив место невольной гримасе отвращения. Хэхэльф же взирал на происходящее, как ученый на новую разновидность вши: никакой брезгливости, только живой интерес исследователя.
Я думал, что счастливчик Наоргаль просто начнет черпать дерьмо кувшином. Оказалось, что все на так страшно: во дворе тут же появились слуги с приборами, похожими на длинные узкие ложки — если вам когда-нибудь понадобится перекладывать дерьмо в кувшин с узким горлышком, я настоятельно советую обзавестись чем-нибудь в таком роде! Во всяком случае, у Наоргаля работа спорилась. Не прошло и минуты, как кувшин был наполнен. Он захохотал от избытка чувств, залпом осушил кувшин и тут же принялся накладывать новую порцию.
— Что, уже успело превратиться? — недоверчиво спросил я Эбенгальфа.
— Ну да, — кивнул тот, — а ты как думал? Мгновение — и все! Это же древняя магия!
— Ну, если древняя магия, тогда понятно, — вздохнул я.
— Хотите попробовать? — гостеприимно предложил Эбенгальф. — Вино действительно отличное получается… Вообще-то, Нидольгаля от кувшина не оторвешь, пока он полтелеги не высосет, да и потом придется потрудиться, чтобы забрать у него кувшин, но ради таких гостей могу и похлопотать!
— Не будем лишать его удовольствия, — вежливо сказал я. Про себя я решил, что может быть и решусь попробовать продукт чудесных превращений — в том случае, если речь будет идти о моей жизни, не раньше!
— Я бы попробовал, — заинтересованно сказал Хэхэльф. — Но спешить действительно не стоит: пусть господин Наоргаль сначала напьется. А мы пока можем закончить завтрак…
— Пошли, — кивнул Эбенгальф. — Но предупреждаю: пока он действительно напьется, мы успеем не только позавтракать, но и состариться!
В полдень мне все-таки как-то удалось убедить гостеприимного хозяина, что единственное, в чем я сейчас нуждаюсь — это хоть в плохонькой кровати. Что касается Хэхэльфа, он заснул прямо за столом. Этот поступок вызвал серьезное одобрение Эбенгальфа. Он заявил, что мой друг поступил совершенно правильно: зачем, дескать, тратить время на путешествие в спальню и обратно, если можно подремать прямо за столом, а проснувшись — сразу продолжить пир, не теряя ни секунды на перемещения в пространстве? Я как-то выкрутился, сославшись на свою демоническую природу, которая требует время от времени оставаться в уединении — старая песня, она выручала меня еще в первые дни, проведенные в замке Таонкрахта, выручила и сейчас: Эбенгальф все-таки подозвал одного из слуг и велел ему проводить меня в спальню.
Некоторое время я не мог заснуть: события последнего, совершенно бесконечного, дня разрывали меня на части. Мой волшебный ветер и телега дерьма, которому предстояло превратиться в вино, веселенькая вечеринка в замке Таонкрахта и внезапно вернувшаяся ко мне надежда на скорое возвращение домой, мудрость Хэхэльфа и его дурацкая затея с новой пряностью, моя неожиданная, необъяснимая, сметающая все на своем пути сила и внезапно сменившая ее смертельная усталость, кошмарная двухголовая красотка и песочные часы, которые явственно маячили перед моим внутренним взором с того момента, как я узнал, что до конца года осталось всего двадцать дней — все слиплось в тяжелый темный ком, который ворочался в моей бедной голове и не давал мне удрать в спасительные объятия сновидений…
— Навести меня, ветер Хугайда, убаюкай меня, пожалуйста, — прошептал я. Мой голос звучал слишком жалобно, как у больного ребенка, о котором забыли загулявшие родители, но древний ветер оказался великодушным существом: он все-таки пришел ко мне и принес покой и прохладу, а больше ничего мне и не требовалось.