Разве только специально свернуть с маршрута.
Но это будет расценено как дезертирство. А дезертирство в бою — преступление, равное предательству…
Боевые машины двигались в два ряда. Правый ряд следил за правым флангом, левый — за левым. Небольшие округлые башни, прозываемые колпаками,
целились спаренными пулеметами в отведенный для контроля сектор — у каждой машины свой. Стрелки расчетов словно приклеились к турелям, они
держали пальцы на гашетках, готовые в любую секунду открыть огонь.
Вероятность встретить противника на марше — полтора процента.
Не так уж и мало. Позади башни, на плоской, чуть притопленной площадке, огражденной жесткой проволокой в палец толщиной, жались к броне и
друг к другу бойцы. Их болтало, качало, било, они цеплялись за все, за что можно было уцепиться, упирались во все, что могло послужить
опорой. Бойцы, оседлавшие боевые машины, словно стали участниками родео. И они ругались, крепко сцепив зубы, потому что, открыв рот, могли
откусить себе язык. Непрекращающийся дождь их почти не беспокоил — костюмы «Оса», конечно, не закрывали все тело, как боевое облачение типа
«Жук», но туловище, голова, ноги и руки даже в легкой «Осе» всегда оставались сухими.
Бойцы хотели бы приклеиться к своим местам. Потому что свалившись с брони, они становились либо трупами, либо дезертирами.
Тем, кто находился внутри, было чуть комфортней. Они сидели в креслах, словно в седлах, крепко пристегнувшись ремнями, вцепившись в
подлокотники, их не мочил дождь — они даже могли снять шлемы. Они их и снимали, чтобы взболтавшееся содержимое их желудков выплескивалось
на грудь, на колени или, если повезет, под ноги, а не на бронированное стекло шлема, не на решетку радиомикрофона. Они не боялись выпасть
из машины на полном ходу — некуда было падать, кругом сталь и пластик. Они могли бы быть довольны своим положением, если бы не одна
известная каждому вещь, не одно неписаное правило.
Настоящий десантник всегда ездит верхом.
И это не глупое лихачество, не демонстрация удали.
Чистая прагматика.
Если кумулятивный снаряд вражеского кибера попадет в борт десантной машины, то внутри не выживет никто — там будет кровавая каша. Если
машина провалится в болото, завязнет в зыбучем песке, нырнет под лед или угодит в ловушку экстерров, шансов спастись у людей на броне
больше, чем у тех, кто сидит внутри.
Значительно больше…
Почти полтора часа двигались боевые машины десанта единым строем, преодолев за это время более шестидесяти километров бездорожья.
Потом колонна стала распадаться — отдельные машины сворачивали, покидали строй, меняли маршрут.
У каждого подразделения была своя позиция, своя задача.
Но вместе они делали общее дело.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
_22.07.2068_(скоро_8.00)_
_Два_часа_мы_тряслись_на_броне!_Я_думал,_что_умру._Но_нет_-_выжил._
_Все_выжили._Пусть_и_пострадали_-_кто-то_больше,_кто-то_меньше._Пожалуй,_только_сержант_Хэллер_выглядит_бодро_-
_впрочем,_он_всегда_так_выглядит._
_Мы_на_позиции._Все_выглядит_знакомым_-_я_уже_был_здесь._В_Матрице._
_Конечно,_разница_есть,_и_разница_существенная_-_кусты_настоящие,_а_не_какие-
то_мутанты;_кругом_разнокалиберные_валуны,_которых_в_Матрице_не_было;_земля_действительно_каменистая,_но_травы_здесь_достаточно,_и_никакого
_буро-зеленого_лишайника_под_ногами.
_
_А_вот_горный_склон_вдалеке_и_лес_на_склоне_-
_точно,_как_в_Матрице._Смотришь_туда_и_знаешь,_что_скоро_из_зарослей_полезут_полчища_экстерров._Ждешь_этого_подсознательно,_собираешься,_мо
билизуешься,_хотя_разумом,_конечно_же,_понимаешь,_что_в_реальности,_скорее_всего,_тот__учебный_бой_не_повторится._По_крайней_мере_все_будет
_не_так._Ведь_Матрица_-_это_не_машина_времени._
_Сейчас_мы_отдыхаем._Сидим,_лежим._Завтракаем._
_Разговаривать_не_хочется._
_Идти_никуда_не_хочется._
_Ничего_не_хочется._
_Двигатель_БМД_молчит_-_и_слава_богу._Я_просто_наслаждаюсь_тишиной._Упиваюсь_ею._
_Далеко_в_стороне_пасутся_выставленные_лейтенантом_посты._
_Сержант_Хэллер_бродит_среди_нас,_ругается._Впрочем,_он_всегда_ругается._
_Ждем._
_До_назначенного_часа_остается_совсем_немного_времени._
_Жду._
1
Низкое серое небо — загустевшее, неподвижное — напоминало высокий бетонный потолок. Сыпал мелкий дождь — водяная пыль висела в воздухе.
Справа, шагах в сорока, среди небольших острых скал густо разрослись ива и можжевельник. Дрожали на ветру тоненькие березки и осинки.
Далекие старые горы прятались за дождем; иногда ветер раздергивал серую пелену, дождь стихал на минуту, и тогда они проглядывали сквозь
мглу — словно огромные темные призраки в плащах и в острых башлыках вставали на самом краю земли.
— Ну и погода, — пробормотал Гнутый.
— Уж лучше так, чем жара, — заметил Зверь.
Они, расстелив позаимствованный у механика-водителя брезент, сидели на земле, привалившись спинами к грязной гусенице боевой машины. Гнутый
делал вид, что спит. Зверь мял кольцо кистевого эспандера — он не мог без физических упражнений. Шайтан возился со своим пулеметом, похожим
на оглоблю. Рыжий угрюмо курил. Павел о чем-то думал, грызя карандаш и разодранным пластиковым пакетом закрывая блокнот от дождя. Капрал
Некко разглядывал свой коммуникатор, надетый поверх защитной перчатки.