Взвыла сирена над штабом, в казармах вспыхнул свет, замигал нервно. Загудели вызовами матюгальники громкоговорящей связи, и вялые дежурные,
встрепенувшись, закричали, срывая голоса:
— Тревога!
Одновременно во всех казармах взметнулись крыльями отброшенные одеяла. Заскрипели, раскачиваясь, двухъярусные койки, сбрасывая с себя
людей. Многоголосая, многоязычная ругань заглушила рев сирены.
Павел скатился с кровати, еще ничего не понимая, еще толком не проснувшись. Кинулся к своей тумбочке, на которой была сложена форма, с
кем-то столкнулся, чуть не упал.
— Быстрей! Быстрей, черти! — орал сержант Хэллер, уже когда-то успевший одеться. Или он не раздевался на ночь? — Три минуты до построения!
Павел наклонился к своим ботинкам и невольно охнул от резкой боли, пронзившей одеревеневшие после ночных упражнений икры.
— Сколько вас можно ждать! — бесновался сержант, раздавая подзатыльники бегущим мимо него, застегивающимся, заправляющимся на ходу
бойцам. — Сказано было, что планируется тревога! Ну что за идиоты!
Стучали по полу окованные подошвы форменных ботинок, царапали пластик покрытия. Старшие групп и командиры отделений выкрикивали имена
подчиненных, проверяли, все ли на месте. Бойцы выбегали на улицу, строились в шеренгу на площадке перед казармой.
Павел, запутавшись в шнурках, никак не мог обуться и с горьким отчаянием понимал, что снова он в числе последних.
— Быстрей, Писатель! — надевая штаны, мимо на одной ноге пропрыгал к выходу Шайтан.
— Полторы минуты до общего построения! — Сержант с ненавистью смотрел на мешкающего Павла. В казарме они остались вдвоем. Все остальные
ждали их на улице.
Павел зло выругался, досадуя на себя, пеняя на невезение. Ну почему так получается? Он же не хуже других был в учебке. Укладывался во все
нормативы. Никогда никуда не опаздывал. А здесь! Как нарочно!
Он выпрямился, подхватил ремень, бросился к двери. Сержант отвесил ему подзатыльник, едва не сбив с ног, придав ускорение.
Они выбежали на крыльцо, и рота приветствовала их свистом.
— Нале-во! Бегом, марш! — рявкнул сержант, не дожидаясь, пока Павел займет свое место в строю. — Ускориться! Быстрей, черти! Быстрей!
Минута до построения!
Ритмично громыхая ботинками по бетону, они идеально ровной колонной мчались на плац.
А небо над темными сопками светилось розовым, и алели
акварельные мазки растянувшихся на полнеба облаков — это было настолько красиво и величественно, что у Павла перехватило дыхание.
— Левой! Левой! — Голос сержанта словно отдалился. — Шевелитесь, черти!
Павел сбился с ноги, его тут же толкнули в плечо, ударили по пяткам, и он, очнувшись, негромко выругавшись, опустил голову, уставился в
серый бетон.
Они выбежали на плац в последние мгновения. Офицеры уже стояли на своих местах. Командир роты, капитан, глянул на свой хронометр,
недовольно покрутил лысой головой, надел фуражку. Командиры взводов, лейтенанты второго класса, молодые, только что из офицерской школы,
дружно погрозили кулаками сержантам, своим заместителям.
— Становись! — прозвучала команда.
Бойцы рассыпались, перестроились в шеренгу повзводно.
— Командирам проверить наличие личного состава и доложить!
Началась осточертевшая перекличка, и Павел, заскучав, вновь посмотрел на застывшее небо.
— Эй, русский, — прошептал кто-то справа. — Ты часто дрался?
— Что? — Павел повернул голову, встретился взглядом с незнакомым солдатом из второй роты.
— Ты дрался когда-нибудь, спрашиваю?
— Ну… Да… А что?
— Заткнитесь там! — Сержант Хэллер, не оборачиваясь, дернул плечом.
И Павел заткнулся. Но боец из второй роты не успокоился:
— У нас два молодых, такие же дохлые, как и ты. А вот в четвертой роте, говорят, есть один здоровый. Но я его еще не видел…
— Я видел, — шепнул сзади кто-то из своих. — Здоровее, чем наш Зверь. Убийца!
— А? Чего надо? — это Зверь, услышав свое имя, заинтересовался разговором.
— Русский ваш суховат.
— Он писатель, — со смешком сказал Рыжий и осекся, получив тычок локтем от стоящего рядом сержанта.
— А в четвертой роте, говорят, есть один здоровяк…
Павел, высоко задрав подбородок, смотрел в небо и старался не обращать внимания на осторожные шепотки, гуляющие по строю.
С трибуны брехун вещал что-то патетическое, знакомое и оттого совсем неинтересное. Помятый старик-полковник, зевая, поглядывал на часы.
— Зачем подняли? — буркнул Цеце. — Дурь эту, сто раз слышанную, слушать?..
Закончив речь, начальник отдела информации совсем другим тоном — потише, без надрыва в голосе — зачитал годовой давности распоряжение
восточноевропейского штаба UDF о создании Форпоста номер 863. Объявил, что Форпост начнет выполнять свои боевые задачи согласно плану, с
первого июля две тысячи шестьдесят восьмого года.
Вздох недовольства прокатился над строем.
— Две недели без дела торчать, — фыркнул Ухо.
— Сгнием тут! — возмутился Зверь.
— Тоска, — протянул Рыжий.
— Молчать! — тут же одернул расшумевшихся бойцов сержант.
Заглушив нарастающий шум, грянули вдруг мощные аккорды гимна UDF. Из ревущих динамиков прозвучала команда перестроиться для прохождения
торжественным маршем.
— Тьфу! — Цеце выругался. — Теперь так и будем две недели маршами ходить, плац подметать. Занять-то нас больше нечем…