что-то объясняя мимо камеры.
— Хотя бы кока-колы, — сказал Гнутый.
Павел поднялся, намереваясь отправиться в туалет.
— Эй, Писатель, уж не за пивом ли ты собрался? — окликнул его Рыжий.
— Нет. — Павлу сейчас было не до шуток.
— Жаль…
Барак только выглядел пустым. Люди здесь были. Только они ничем не выдавали своего присутствия. Они спали, они притворялись, что спят, они
хоронились, они играли с собой в какие-то странные игры. Здесь было очень много странных людей.
Людей ли?
В полосах падающего из потолочных окон света танцевала пыль. Павел шагал мимо рядов прячущихся в тени двухъярусных нар и старался не
обращать внимания на свисающие с них ноги, черные и дурно пахнущие, на торчащие из-под одеял грязные руки. Казалось, что конечности эти
мертвы и отделены от тел. Бледные, изможденные лица безучастно следили за ним — лица призраков, лица «дохлых».
Туалет был в трех шагах, когда вдруг странный голос остановил Павла:
— Ты хочешь это прекратить? — Скособоченный, подобострастно улыбающийся рваным ртом Щенок встал на пути.
— Что?
— Клоп донимает тебя. Я все вижу. Ты хочешь отделаться от него?
Павел с трудом разбирал, о чем говорит Щенок; его голос, похожий на скуление, звучал глухо и неразборчиво.
— Ты можешь мне помочь?
— Если призрак преследует тебя, покажи ему зеркало.
— Как это понять?
— Если ты хочешь отделаться от своих страхов, напугай их.
— Я должен напутать Клопа? Но как?
— Покажи ему зеркало!
— Черт возьми! Ты можешь говорить по-человечески?! Щенок перестал улыбаться. Он пристально смотрел Павлу в глаза, и от его взгляда мурашки
бегали по коже.
— Что? — не выдержал Павел. — Что ты так смотришь?
— Отомсти за меня! — отчетливо проговорил Щенок незнакомым голосом — словно другой человек говорил. — Отомсти! — Его изуродованная щека
задергалась, рот перекосился, глаза заблестели копящейся влагой. Щенок, испугавшись своей слабости или застеснявшись ее, торопливо опустил
голову, отступил в тень, упал ничком на чьи-то нары, уткнулся лицом в грязную подушку, заскулил.
— Как тебя зовут? — помолчав, негромко спросил Павел. — Кто ты? Откуда?
Щенок глухо прохныкал что-то невнятное.
Павел постоял рядом, испытывая двоякое чувство. С одной стороны, ему хотелось как-то поддержать зарывшегося в подушку несчастного, но, с
другой стороны, опустившийся, запаршивевший, воняющий Щенок был ему неприятен.
— Держись! — Он все же пересилил себя, присел у изголовья, положил ладонь на трясущееся плечо, сжал крепко.
И только сейчас разобрал, о чем скулит Щенок.
— Я не помню, — бубнил в подушку плачущий «дохлый». — Я ничего не помню.
4
Черный Феликс жил во втором бараке, и это было самое роскошное место в лагере.
Там имелись три телевизора, музыкальная система, игровая
приставка, холодильник, микроволновая печь и кондиционер. Там под потолком вились зеленые косы декоративного плюща, а в железной бочке
росла развесистая пальма. Там в красном углу разместился широкий диван, обтянутый кожей, а рядом с ним стоял антикварный торшер с
изумрудным абажуром, и висели на стене пейзажи — словно окна в иные миры. Откуда взялось все это бесценное барахло и почему оно находилось
именно здесь, а не разошлось по всему лагерю, никто объяснить не мог. Ясно было лишь то, что все эти вещи так и останутся во втором бараке.
По крайней мере до тех пор, пока там живет Черный Феликс.
Друзья, предварительно договорившись, как они будут себя вести, отправились к Феликсу за полчаса до ужина. В этом был расчет — прием пищи
заключенные старались не пропускать. Потому, надеялись товарищи, разговор надолго не затянется.
Они никому не сказали ни слова. И никто ни о чем их не спросил. Только старший отряда, оторвавшись от телевизора, с любопытством посмотрел
им в спины. Но едва захлопнулась дверь, он повернулся лицом к экрану и попытался обо всем забыть.
— Куда они, бригадир? — заслонил телевизор Клоп.
— Не знаю, — безразлично сказал Дизель.
— Пойду посмотрю…
До второго барака было рукой подать. Впрочем, как и до любого другого места в лагере, — здесь все было рядом, все было на виду.
Ограниченная забором территория отлично просматривалась с любого места. Здесь невозможно было спрятаться — разве только в толпе людей. Но и
толпиться заключенным не позволялось.
Друзья прошли мимо заросшего тиной пожарного водоема, пересекли разлинованный на квадраты плац, миновали площадку для игры в сквош. У входа
во второй барак их остановили. Бугрящийся мускулами негр преградил дорогу:
— Куда?
— Мы к Феликсу, — сказал Гнутый, словно пропуск, держа на виду баскетбольный мяч.
— Все? Нельзя!
— Мы по делу.
— Двоих пропущу. Всем нельзя.
Друзья переглянулись. Дело пошло не так, как они предполагали.
— Ладно, — сказал Гнутый. — Ждите нас здесь. А мы с Писателем пойдем.
Рыжий, Грек, Шайтан и Маркс, кивнув, отошли в сторону, прислонились с четырех сторон к фонарному столбу, словно поддерживая его. Негр
недовольно посмотрел на них, но ничего не сказал, посторонился:
— Проходите!
Во втором бараке жили авторитетные люди. Они ценили тишину и спокойствие.
Железная лестница вела вниз. Тринадцать широких ступеней — тринадцать шагов под землю. Павел вдруг вспомнил, как ребенком он боялся