жонглировали бутылками, фужерами, шейкерами и прочей сверкающей утварью. Девушки-китаянки, одетые стюардессами, высматривали, не
понадобится ли кому-нибудь что-либо. Откуда-то доносился приглушенный сухой треск — где-то играли в бильярд. Посетителей было немного.
Верней, свободных мест было достаточно. Зал оказался настолько велик, что понять, сколько же здесь сейчас отдыхает людей, было непросто.
— Место — первый класс! — выдохнул Цеце.
— И куда мы? — Гнутый даже несколько растерялся, оказавшись в полутьме перед таким простором.
Практически не сговариваясь, они направились к ближайшему столику. Не самый лучший выбор — у входа, но им было бы неловко бродить сейчас по
залу, рядом с танцующими, под взглядами отдыхающей гражданской публики, выискивая более удачное место, словно копытами цокая подкованными
ботинками по каменным плиткам пола. Девушка-китаянка уже ждала их. Она протянула меню сержанту Хэллеру, безошибочно угадав в нем старшего.
Сержант оценил это, кивнул девушке, улыбнулся ей.
— Поосторожней, красавица, — хитро прищурился Шайтан. — Наш сержант смешки да улыбочки не любит.
Девушка улыбнулась и ему.
Они заказали пиво, им очень хотелось пить. Через несколько секунд десять стаканов с шапками пены стояли на столе.
— Итак, — сглотнул слюну Цеце, — первый тост… — И лица у всех стали серьезными, даже мрачными.
— За тех, кого с нами нет, — сказал Гнутый.
Они свели стаканы вместе, но не чокнулись — первый тост всегда за погибших, тихий тост, без звона.
Утолив жажду, утерев губы, товарищи отставили высокие стаканы. Склонили головы, сцепили руки. Затихли, задумались.
«Со стороны это выглядит как молитва», — подумал Павел. И тут же поправил себя: — «А это и есть молитва».
— Я знал многих, — негромко сказал сержант Хэллер. — С Каллаи, Шомовым и Кимом я служил в Польше. Со Стевеном и Бекеши я встречался в ЮАР.
Газали спас мне жизнь под Таралгой в Австралии… Их больше нет… — Голос его звучал необычно, проникновенно, и несколько удивленный Павел
по-новому взглянул на сержанта. Вспомнил его слова: «Я не настолько туп и не так груб, как выгляжу. Это — роль. Погоны — это как маска. Я
надеваю форму и начинаю играть роль».
— С Ревенко я служил в Иране, — сказал Гнутый.
— Я хорошо знал Перса, — сказал Цеце.
— Шумаха был моим товарищем, — сказал Ухо.
— За них, — сказал Рыжий, поднимая стакан.
Они снова свели полупустые стаканы, пригубили пиво.
Павел посмотрел по сторонам. Все так же кружились под музыку танцующие пары, и пургой метались по полу осколки света, и красиво ложились на
веселые лица людей приглушенные багровые отблески светильников. Но все это как-то поблекло, потеряло живость, отодвинулось на задний план.
Настоящим сейчас было одно: их тесный круг, столик, холодные стаканы в руках, горечь во рту.
— Мы бы все остались там, — сказал Хорти.
— Нас вывел капрал Эмберто, — добавил Пекарь.
— За него, — сказал сержант Хэллер.
Стаканы опустели. За спиной Рыжего возникла миловидная официантка, но теперь ее улыбка казалась неестественной и ненужной.
— Водки нам, — сказал Цеце. — И что-нибудь закусить пожирнее и посытнее.
— А мне виски, — придержав девушку за руку, добавил сержант Хэллер.
— Вы в России, сержант, — сказал Цеце. — Здесь надо пить водку… Водки нам всем!..
Они помолчали, ожидая, когда принесут заказ. Цеце кивнул Павлу:
— Ты разливаешь.
Все та же девушка принесла литровую бутылку водки, граненую, запотевшую, опечатанную сургучом, водрузила в центр стола.
Все та же девушка принесла литровую бутылку водки, граненую, запотевшую, опечатанную сургучом, водрузила в центр стола. Расставила
искрящиеся гранями рюмки. Сказала, мешая русские и английские слова:
— Из закусок есть холодец, заливная рыба, мясная нарезка, селедка, капуста с клюквой, икра. Что будете?
— А сало есть? — спросил Цеце.
— Есть бекон. Цеце поморщился:
— Давай холодец.
— Я хочу бекон, — заявил сержант Хэллер.
— Нет, сержант, — возразил Цеце. — Бекон вы будете заказывать в Англии. А сегодня мы будем есть холодец, икру и селедку. И горячий борщ на
обед. У вас есть борщ?
— Да. Подавать?
— Нет, не сейчас. Позже.
— Хорошо… Еще что-нибудь?
— Принесите это, а дальше поглядим. — Цеце, пальцами сломав сургучную печать, протянул Павлу бутылку, похожую на хрустальную гранату: —
Разливай!
Их было десять человек. Бутылка была одна. Павел никого не обидел, выжал последние капли в рюмку сержанта, сказал привычное:
— Самая сила.
На столе появилась закуска: тарелка с серыми кубиками студня, крохотный деревянный бочонок с бусинками красной икры, продолговатое блюдо с
селедкой, залитой маслом, притрушенной кольцами лука.
— Наших погибших товарищей мы будем помнить всегда, — сказал Цеце. — Но хватит о грустном. Мы живы, а разве это не повод для веселья? Разве
не для того собрались мы здесь, чтобы отпраздновать сей знаменательный факт?..
— Короче! — приказал сержант. Холодная рюмка жгла ему ладонь.
— Извините меня, сэр. — Цеце коснулся пальцами руки сержанта. — Но вы ничего не смыслите в настоящем застолье. Поэтому очень прошу меня не
перебивать.
Сержант Хэллер пробормотал что-то сердитое, но тем не менее замолчал. Взял двузубую пластмассовую вилку, с некоторой опаской подцепил на