что и без того наговорил на два внеочередных наряда. Но взводный расплылся в улыбке:
— Думаю, ты знаешь, для чего я здесь.
— Догадываюсь, сэр. Видимо, вы расскажете мне, что я должен буду сделать, чтобы победить рядового Некко из четвертой роты, сэр.
— Догадываюсь, сэр. Видимо, вы расскажете мне, что я должен буду сделать, чтобы победить рядового Некко из четвертой роты, сэр.
— Ну, что-то вроде того… Но ты, наверное, догадываешься также и о том, что за один день научить тебя чему-то невозможно… — Лейтенант
выжидающе смотрел на Павла.
— Да, сэр. Но тогда я не понимаю, для чего вы здесь.
— Сержант просил поговорить с тобой. Вот я и пришел.
— Понятно, сэр.
— Не знаю, что там тебе понятно… Я сам-то никак не могу разобраться… — Лейтенант подался вперед, понизил голос. — Я ведь такой же, как и
ты, — новичок. Новый, чужой, незнакомый человек во взводе сержанта Хэллера. И пусть я старше его по званию, я командир, но это ничего не
меняет.
— Вам не надо будет завтра драться, сэр, — заметил Павел.
— А я уже дерусь… Меня уже испытывают на прочность. Сержанты и солдаты, уорент-офицеры и офицеры. Давят, ищут во мне слабину. И, если я
чуть поддамся, они тут же используют это. Против меня. В своих целях… Командиром стать несложно, гораздо сложней оставаться им постоянно…
Впрочем, я пришел не для того, чтобы рассказывать тебе об этом. Я хотел дать тебе один совет… — Лейтенант выпрямился, откинулся на спинку
кресла. — Ты когда-нибудь задумывался, почему люди опасаются рычащих собак?
Павел пожал плечами:
— Потому что собака может укусить.
— Поверхностный ответ… Представь — маленькая собачка кружит вокруг человека, наскакивает яростно, лает с надрывом, хрипит От ярости, скаля
зубы. И человек предпочитает с ней не связываться. Он отступает, повернувшись к ней лицом, хотя мог бы пинком отшвырнуть ее на несколько
метров, сломав ей ребра. Почему?
— Почему, сэр?
— Потому что собака может вернуться, разъярившись еще больше. Собака не знает страха. Она не понимает, что человек сильней. Для нее это не
имеет значения. Она вцепится мертвой хваткой — и ей все равно куда вцепиться, — она повиснет на человеке и будет держаться, пока не
околеет. Человек это чувствует, он понимает, что с разъяренной собакой лучше не связываться, какой бы маленькой она ни была, ведь
неизвестно, что у нее на уме.
— Но человек может взять камень или палку, — возразил Павел. — Он может намотать на руку одежду, дать собаке вцепиться в нее, а потом
сломать ей шею или задушить.
— Видимо, ты не понимаешь, о чем я говорю, — вздохнул лейтенант. — Подумай о моих словах. — Он встал, одернул форму, поправил портупею.
Павел, блюдя субординацию, также поднялся.
— Это все, что я хотел тебе сказать… — Лейтенант не торопился уходить, он осматривал библиотечный зал. — Стань псом… — Медленно проговорил
он, не глядя на Павла. — Стань разъяренным псом, и тогда победа будет твоя.
2
Личное время солдата всегда коротко. И потому опытный солдат ценит каждую свободную минуту. И, как умеет, с пользой ее использует: кто-то
спит, кто-то играет в карты или в кости, кто-то мастерит что-нибудь, чинит.
Личное время солдата неприкосновенно. Даже сержант не может отнять его у своих подчиненных. Разве только в качестве наказания…
— Скажи, Писатель… — Зверь одной рукой отжимался от пола.
Было видно, что это занятие доставляет ему немалое удовольствие. — Ты кем был до
того, как попал сюда?
— Я учился. — Павел только что вернулся из библиотеки. Убрав дневник глубоко под матрац, он решил немного размяться, и направился в
спортивный уголок казармы, где и встретил упражняющегося Зверя.
— И на кого ты учился?
— На журналиста.
Зверь хмыкнул. Поинтересовался:
— А зачем пошел служить?
Павлу уже не раз приходилось слышать этот вопрос, и ответ был заготовлен:
— Из-за денег, — просто сказал он. Неправдой это не было. Но это была лишь часть правды.
Зверь хмыкнул снова:
— На учебу не хватило?
— Да, — кивнул Павел и, подпрыгнув, повис на турнике. Медленно подтянулся, коснулся перекладины подбородком, застыл.
— Контракт у тебя на пять лет? Или на десять? — Зверь разговаривал спокойно, ровно, словно не отжимался сейчас, а в шахматы играл.
— На пять, — пропыхтел Павел.
— Потом думаешь вернуться и продолжить обучение?
— Не знаю. Как получится.
— Из твоих записей может выйти что-нибудь действительно неплохое. Если там будет правда
— Я пишу для себя. — Павел спрыгнул с турника, подошел к набивному мешку, несильно ударил его раскрытой ладонью. — Только для себя.
— А мы все делаем для себя. Но если что-то получается хорошо, значит, этим надо делиться с другими людьми.
— У тебя хорошо получается отжиматься.
— Не могу того же сказать о тебе.
Павел подумал, что Зверь совсем не глуп. Подумал с уважением и даже с некоторым удивлением. Не ожидал он такой рассудительной речи от
накачанного здоровяка.
— Что сказал лейтенант? — поинтересовался Зверь, закончив отжиматься и взяв штангу.
— Советовал стать псом.
— Псом войны?
— Скорей бойцовым псом… — Павел, уклонившись от воображаемой атаки, провел серию стремительных коротких ударов. Тяжелый мешок дрогнул,
звякнув цепью.
— Слабо бьешь, — сказал Зверь. Он опустил штангу, шагнул к боксерскому мешку, долго примеривался, раскачиваясь корпусом из стороны в