— Я не могу сказать. Полковника, командования. Нас посылали в пещеру, на верную смерть.
— Вы отказались выполнить приказ?
— Нет! Не совсем так! — Павел сбился, заторопился, пытаясь исправить положение. — Сначала мы не отказывались. Мы бы пошли туда. Но
полковник ударил капрала Буасье, а потом выстрелил в Курта, а потом его люди сожгли…
— Вы не выполнили приказ?
Павел осекся. Посмотрел на дознавателя, попытался разглядеть его лицо, глаза. Но нестерпимо яркий свет слепил, свет прятал часть комнаты,
разделял ее на две неравные половины. В одной был Павел, в другой — все остальные.
— Вы не выполнили приказ. — В голосе звучало утверждение.
Павел не нашелся, что возразить.
— Вы можете сказать, кто убил полковника Росшилда?
— Я не видел. Стреляли все.
— Вы лично стреляли в сторону полковника?
— Я стрелял по его солдатам. Я защищался. Они жгли нас из огнеметов.
— Скажите, рядовой, это была запланированная акция?
Павел дернулся, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Он хотел было гневно запротестовать, возмутиться, но вдруг подумал, что именно для
этого и прозвучал провокационный вопрос. Павел опустил глаза, несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул. Покачал головой:
— Нет… — Он замолчал.
Люди за столом молчали тоже, словно ждали пояснений. И Павел, поколебавшись, все же сказал:
— Вы же наверняка видели записи. Все получилось спонтанно. Это была ошибка. Катастрофическая, фатальная ошибка.
— Вы помните, кто кричал: «Наших бьют»? — равнодушно спросил дознаватель.
— Нет, — солгал Павел.
— Это вы кричали.
— Нет, — солгал Павел.
— Это вы кричали.
— Да? — Павел изобразил удивление, пожал плечами. — Я ничего не соображал. Я был в состоянии аффекта.
— Тем не менее вы довольно метко стреляли,
— Трудно было промахнуться.
— Вы знаете, что убили троих гвардейцев?
— Лично я?
— Ваше подразделение.
— Наших погибло больше.
— Это вас не оправдывает.
— А я не оправдываюсь! Я говорю, что произошла ошибка. Да, мы виноваты. Но не по нашей вине началась эта перестрелка!
— Гвардейцы выполняли приказ полковника. Вы же отказались выполнить его распоряжение.
— Мы не отказывались!
— Да? А кто кричал, что идти в пещеру нельзя?
— Это Курт. Это его сожгли первым.
— Мы знаем. Он паниковал. Так что полковник поступил правильно, прострелив ему ногу.
— Это была не паника… Курт… — Павел замолчал, не зная, стоит ли произносить вслух то, что так и крутится на языке. — Курт, он… Он…
— Ну?
— Он мог предвидеть будущее. Наверное, это звучит глупо, я понимаю, но я говорю правду — Курт был необычным человеком. И ему верили. И
Некко! Допросите Некко! Он тоже что-то чувствовал!
— Хватит мистики, рядовой.
— Но вы обязаны это знать! Вы должны понять, что так сложились обстоятельства. Произошла ошибка…
— Прекратите! — оборвал Павла резкий голос.
На несколько минут в комнате воцарилась тишина. Потом дознаватель завозился в кресле, подался вперед, навис над столом — только сейчас
Павел увидел его лицо: худое, чисто выбритое, с бледной кожей.
— И еще один вопрос, — сказал дознаватель, пристально глядя Павлу в глаза, словно рассчитывая прочитать там ответ. — Скажите, рядовой, в
вашем взводе ведь не любят гвардейцев?
— Это слишком сильное утверждение, — осторожно сказал Павел, не рискуя отвести взгляд.
— Оставьте дипломатию политикам, рядовой, отвечайте как есть, прямо.
— Ну… Бывают разговоры о некоторой несправедливости. О том, что элитарные части имеют лучшее вооружение и при этом почти не участвуют в
боевых действиях.
— А как считаете вы сами?
— Теперь… — Павел пожал плечами. — Теперь не знаю…
— Ваши товарищи ненавидят гвардейцев, — констатировал дознаватель. — Думаю, поэтому они вели огонь на поражение.
— Это не так! — вскинулся Павел, едва не свалившись с шаткого стула. — Вы пытаетесь нас подставить! Я понял! Вы выгораживаете своих людей!
Вы с ними заодно!
— На сегодня хватит, — равнодушно сказал дознаватель. И через несколько секунд стальная дверь снова поползла вверх, постепенно открывая
знакомую фигуру краснолицего тюремщика.
5
Под конвоем Павел вернулся в камеру. Проходя по коридору, украдкой поглядывая по сторонам, он видел множество людей, сидящих на нарах. Он
подмигнул прижавшемуся лицом к решетке Шайтану, а тот показал ему кольцо из пальцев — «все ОК!». Замедлив шаг у соседней камеры, он
незаметно помахал рукой Рыжему и Марксу.
Те попытались что-то сказать, но бдительный охранник рявкнул на них, ударил приостановившегося
Павла дубинкой по бедру:
— Двигай! Прямо смотреть!
Павел был рад возвращению. И когда он перешагивал через невысокий металлический порожек, у него возникло странное ощущение, будто он
возвратился домой.
— Ну что? — спросил Гнутый, встречая друга.
— Все в порядке, — сказал Павел.
Они вместе посмотрели на охранника. Тот стоял у двери, глядел куда-то в сторону, вдоль коридора и явно чего-то ждал. Дверь камеры закрывать
он не спешил — электронный замок на противоположной стене тревожно моргал красным огоньком.
— Тебе что, чаевые нужны? — с усмешкой спросил Гнутый.
Охранник хищно осклабился — и это была единственная его реакция.
— О чем спрашивали? — негромко поинтересовался Гнутый.
— Не специально ли мы застрелили полковника?