Некко снова занес руку для своего коронного смертельного удара.
Кулак — молот.
Павел схватил противника за лодыжку, рванул на себя, опрокидываясь и одновременно подсекая врагу другую ногу. Некко, потеряв опору,
раскинув руки, рухнул спиной на помост, выбив из досок пыль.
Те, кто был по другую сторону ограждения, дружно взревели — кто-то радостно, кто-то горестно, но все — азартно.
Павел, не теряя времени, зажал ногу противника под мышкой, по всем правилам провел ущемление сухожилия.
Некко рычал от ярости. Титан был повержен, он не мог двинуться, жуткая боль грызла пятку.
Но Некко умел контролировать свою боль. Он много чего умел.
Павел почувствовал, что соперник вот-вот вырвется и отпустил его, мгновенно откатившись в сторону и вскочив на ноги.
Снова волна боли ожгла бок. На мгновение весь мир растворился в белой мгле. А когда он появился вновь, Некко, покачиваясь, уже стоял на
ногах.
Они шагнули друг к другу одновременно.
Некко выбросил кулак.
Павел перехватил руку противника. Попытался вывернуть ее, но не смог — сил не хватило.
Некко ударил свободной рукой.
Павел предугадал движение. Но не смог защититься и лишь отвернул лицо.
Кулак врезался в скулу.
Павел предугадал движение. Но не смог защититься и лишь отвернул лицо.
Кулак врезался в скулу.
Павел покачнулся.
Некко надвинулся, словно танк. Опрокинул оказавшегося на пути человека. Наехал на него, раздавил, растоптал, размазал.
Павел еще сопротивлялся, защищался. Он пытался встать, но пинки и удары снова и снова сбивали его с ног. Оправившийся Некко издевался над
ним, не торопясь разделаться окончательно. Титан забавлялся.
— Хватит! — Голос лейтенанта Уотерхилла был почти неразличим в азартном реве зрителей.
— Вставай! Вставай, Писатель!
— Добивай! Выруби его, здоровяк!
Остановить бой было некому. На этом ринге отсутствовал рефери. Здесь не было судей. Только зрители. И бойцы.
Руки Павла скользили в крови. У него были сломаны ребра, выбито колено, вывихнуто плечо.
— Поднимайся же! Хватит ползать!
Некко остервенело пинал возящегося его ног соперника.
— Кончай уже! Победа наша, Титан!
И вдруг в потолок ударил звенящий голос, полный страха:
— Паша!
Люди вздрогнули, обернулись.
На самом верху трибун застыла тонкая девушка в длинном белом платье. Ее светлое лицо было искажено гримасой ужаса и муки, в ее широко
распахнутых глазах застыло смятение.
Она, не отрываясь, смотрела на ринг.
Разом смолк гул голосов. В зале повисла тишина. Только слышно было, как задыхается и хрипит Некко, топча врага, как скрипят под его ногами
доски.
— Паша! — вновь прозвучал отчаянный призыв.
Теперь и Некко услышал голос. Он остановился, завертел головой, пытаясь понять, что это за посторонний звук. Увидел белый призрак на
верхних трибунах, скривил губы в усмешке, пнул своего врага, с жадным удовольствием заметив, как вздрогнула бледная тень.
— Уведите ее, — прошептал лейтенант Уотерхилл, чувствуя себя застигнутым за непристойным занятием. Но никто не услышал лейтенанта, никто не
двинулся к девушке.
Павел подполз к краю ринга. Он единственный ничего не слышал, ничего не замечал. Один глаз у него ослеп, залитый кровью из рассеченной
брови. В голове словно морской прибой кипел, забивая уши пульсирующим гулом. Острая жгучая боль во всем теле не давала сосредоточиться,
собраться с силами.
Цепляясь за канаты, Павел стал подниматься — он словно взбирался по перекладинам лестницы. Мир вокруг раскачивался, расплывался, дрожала
земля.
— Паша! — Он все же услышал далекий крик Тины, но решил, что ему послышалось.
Некко смотрел то на пытающегося встать Павла, то на его девушку.
— Хватит! — рявкнул сержант Хэллер. Признавая поражение своего бойца, он должен бы был кинуть на ринг белое полотенце. Но полотенца у него
не было.
— Нет, сэр… — просипел Павел. — Не хватит… — Ему казалось, что он кричит, в действительности его было едва слышно.
И снова время растянулось, расплылось. Секунда сделалась неотличимой от часа, миг — от вечности.
Зачем тебе это? Что ты хочешь доказать? — Павел ясно слышал вопросы, хотя никто их ему не задавал.
«А я ничего не доказываю, — немо отвечал он. — И мне ничего не надо. Я просто дерусь. Я солдат. Я маленький винтик сложной машины. И я
должен выполнять свои обязанности. Я должен драться…»
Лейтенант Уотерхилл бегом, прыгая сразу через несколько ступеней, поднимался по узкому проходу к девушке.
Сержант Хэллер лез на ринг, ему мешали, его стаскивали, решив, что он лезет драться, а он гневно рычал, ругался, отпихивался.
Рыжий и Цеце пробивались на помощь сержанту. На победу они больше не надеялись, но две-то минуты Павел продержался, а значит, половина
долга спишется. Уже что-то…
Некко с высоты взирал холодно на всю эту сутолоку. Он почти успокоился, до последней капли выплеснув свою ярость, свою злобу. Он чувствовал
себя победителем, и это ощущение умиротворяло его.
Павел все же поднялся на ноги. Постоял, качаясь, не отходя от канатов.
Сержант Хэллер, видя, что схватка прекратилась сама собой, оставил попытки взобраться на ринг. Рыжий и Цеце встали рядом с ним. Немедленно
появились и Шайтан, и Ухо, и Гнутый с хотом на плече.
— Бой закончен! — объявил сержант.