охранник, помятый и невыспавшийся, разблокировал магнитным ключом замок, отпер его, нажав комбинацию кнопок, отодвинул решетку в сторону.
— Голованов?
— Это я, — Павел поднялся.
— Пройдемте с нами.
Павел помедлил, решая, стоит ли захватить с собой спрятанную под матрацем монетку. «Это тебе на счастье…»
— Быстрей! — поторопил охранник, легонько постукивая дубинкой себя по колену.
— Все будет нормально, — уверенно сказал Гнутый.
— Все будет нормально, — уверенно сказал Гнутый. — Иди.
И Павел с легким сердцем шагнул к двери.
Люди из службы внутренней безопасности сжали его с боков, крепко взяли под руки. Охранник жестко ткнул дубинкой ему в поясницу,
предупредил:
— Без глупостей! — Это было лишнее. Павел отлично понимал, что сбежать отсюда невозможно, здесь все входы-выходы перекрыты. Захватить
заложников, потребовать открыть все двери, освободить товарищей? Смешно!
Они вчетвером вышли в коридор. За их спинами лязгнула дверь, сухо щелкнул замок.
Павел с любопытством озирался. Он впервые покинул камеру.
Впрочем, смотреть особенно было не на что. Ровный, вытянувшийся на сотню метров коридор был пуст. С одной стороны блестели никелированные
решетки камер. На противоположной стене, точно против каждой камеры, вспучились наросты электронных замков с помаргивающими глазками:
зеленый — дверь заперта, красный — замок открыт, синий — камера свободна. Большинство индикаторов светилось зеленым.
— Вперед смотреть!
Коридор с обеих сторон оканчивался одинаковыми металлическими дверьми, похожими на двери какого-нибудь денежного хранилища. Какая из них
вела на свободу, можно было только гадать. Павел решил, что та, откуда всегда появлялся раздатчик еды со своей тележкой.
Его вели в другую сторону. Потом отпустили.
— Стоять! К стене!
Охранник, убедившись, что узник выполнил приказ, шагнул в сторону, заглянул в сканер сетчатки, положил правую руку на обведенную кругом
область сенсора, раздельно и громко сказал какую-то бессмыслицу — анализатору голосового спектра было все равно, что анализировать. Возле
двери вспыхнула лампочка. И снова охранник воспользовался электронным ключом. Опять набрал на клавишной панели ряд цифр — Павел, повернув
голову, успел заметить последние четыре: 3, 9, 1, 6.
Лампочка погасла. Стальная дверь дрогнула и стала подниматься. Она бесшумно уходила вверх, словно занавес, постепенно открывая сцену,
актеров и декорации.
Сперва появились армейские ботинки с тупыми носами. Ботинки были начищены до блеска, шнуровка затянута по-уставному, без всяких там
хитростей. Потом показался стул — выглядел он страшно неудобным, и Павел понял, что стул этот предназначается для него.
Через пару секунд открылась вся сцена.
— Вперед!
Белая, неуютная во всем комната. Камеры под потолком — большие, заметные, — наверняка для того, чтобы допрашиваемый чувствовал, что за ним
следит множество глаз. Стул, одиноко стоящий посреди помещения, слишком узкий, слишком высокий, слишком шаткий. Стол, повернутый острым
углом в центр комнаты. Жесткий свет, бьющий в глаза. Два неподвижных охранника в углах — глаза стеклянные, ноги расставлены, руки скрещены
на груди.
Тяжелая толстая дверь пошла вниз — занавес опускался. Зрителей на этом представлении не ждали. Даже красномордый конвоир был здесь лишним.
Он не переступил порог.
— Садитесь, рядовой!
— Я могу постоять, — сказал Павел. Щурясь против света, он пытался рассмотреть человека, восседающего за столом.
— Садитесь!
Один из охранников ожил, расцепил руки, хрустнул пальцами, сжав кулаки. И Павел понял намек, шагнул в центр комнаты, сел на краешек стула.
Сопровождающие его люди из службы внутренней безопасности прошли к столу.
Они опустились в мягкие удобные кресла, устроили руки на широких
подлокотниках, закинули ногу за ногу. С любопытством уставились на него, словно только что увидели.
Павел опустил глаза.
Потом посмотрел в потолок.
Через минуту глянул на восседающих за столом людей и тут же отвел взгляд.
Хотелось кашлянуть. Хотелось что-то сделать.
Молчание затягивалось.
Молчание становилось тягостным.
Бездействие угнетало.
Павел понимал, что эти люди сейчас реализуют какой-то план. У них наверняка существуют методики ведения допросов. И в данный момент они все
делают по сценарию. Играют свои роли.
Он уговаривал, убеждал себя, что не надо ничего бояться. Не надо зажиматься, теряться. Только этого от него сейчас и ждут. Они хотят
заставить его играть по их правилам, в их игру. Они собираются подчинить его своей воле.
Его ломают.
Павел понимал это. Сопротивлялся.
Но все равно он чувствовал себя до жути неуютно. Хотелось, чтобы все поскорей кончилось.
Голос прозвучал неожиданно:
— Что вы можете сказать по существу дела?
И Павел обрадовался, что тишина наконец-то нарушена.
— Это ошибка! Страшная ошибка, но нашей вины нет! — выпалил он и через мгновение понял, что все же пошел на поводу у этих людей, сделал то,
что они от него ждали. Он открылся им, сам сделал первый — самый главный — шаг; в первую же секунду допроса он с готовностью, с радостью,
без принуждения выложил им самое важное, самое искреннее. Отмалчиваться уже не имело смысла.
— Чья это ошибка?