_Нахожусь_я_по-
прежнему_в_своей_ячейке._Она_закрыта._Здесь_так_тесно,_что_если_бы_у_меня_была_клаустрофобия,_то_я_бы,_наверное,_умер_от_страха.
_
_Мои_руки_свободны._Время_от_времени_я_слышу_голос,_но_не_могу_понять,_откуда_он_идет._Голос_рекомендует_разминать_конечности,_но_запрещает
_покидать_кресло._Я_и_не_могу_его_покинуть._Меня_удерживает_ремень._Впрочем,_он_не_сильно_сковывает_мои_движения._Я_даже_могу_наклоняться_в
перед_и_в_стороны._Этой_свободы_мне_хватило,_чтобы_достать_из-под_кресла_бумагу_и_карандаш._Правда,_пришлось_изрядно_попотеть._
_Чувствую_себя_отвратительно._Писать_трудно_-_руки_плохо_слушаются._Все_болит._Общая_слабость._Тошнота._На_руках,_на_теле_-
_жуткие_синяки._Должно_быть,_от_всех_этих_капельниц_и_уколов._Сейчас_на_мне_ничего_не_висит,_никаких_проводов_и_трубок._Когда_их_с_меня_сня
ли_-_не_знаю._
_Я_даже_не_могу_понять,_как_давно_я_пришел_в_сознание._Какие-то_странные_воспоминания_-
_сны,_мешающиеся_с_обрывками_реальности;_мысли,_превращающиеся_в_расплывчатые_образы._Как_долго_это_продолжалось?
_Помню,_мне_было_очень_плохо_-_но,_может,_это_тоже_был_сон?.._
_Где_же_мы_сейчас?_
_Как_далеко_от_Земли?_
_Насколько_близко_к_Марсу?_
1
Полторы сотни штрафников пришли в себя почти одновременно. Словно в сотах, лежали они в своих запертых ячейках и слушали размеренный
спокойный голос, советующий разминать конечности и запрещающий покидать свои места.
Они по-разному перенесли пробуждение. Кого-то рвало. Кто-то бился в судороге. Кто-то кричал от нестерпимой боли во всем теле.
Целый месяц они провели, лежа на креслах.
Но большинство из них об этом даже не догадывались.
Они думали, что полет только начался.
В действительности полет уже заканчивался.
Марс был совсем рядом.
2
Красная планета приближалась. Она росла — это можно была заметить невооруженным глазом. Рыжая неровная поверхность планеты выглядела так,
словно была изъедена ржавчиной. Отчетливо был виден кратер Арсия, похожий на рубцующийся свищ. Словно подсохшие плевки белели полярные
шапки.
В рубке «Ковчега» помимо занятых делом космолетчиков находились доктор Фриш и капитан Истбрук — начальник экспедиции. Они старались не
шуметь, чтобы не мешать пилотам. Обычно кэп и док выбирали более удобное место для беседы. У каждого была отдельная каюта, небольшая, но
достаточно комфортная, оборудованная всем необходимым для того, чтобы долгое путешествие не казалось тоскливым.
Но в каютах не было того, что имелось здесь, в рубке. Там не было Марса.
И капитана, и доктора вид приближающейся планеты просто завораживал…
— Как там наш груз, док?
— В целом нормально. Двое никак не могут очнуться. Боюсь, они уже не жильцы. Остальные постепенно приходят в себя.
— Два человека — это много или мало?
— Это норма.
— Сколько еще времени нужно для восстановления?
— Через полчаса они смогут самостоятельно передвигаться. О полной реабилитации можно будет говорить не ранее чем через двенадцать часов.
Впрочем, это очень индивидуально. Кто-то, я думаю, восстановится раньше. А кто-то и через сутки будет, как зомби… Вы только представьте,
один из них, едва очнулся, сразу схватился за бумагу и карандаш!
— Писатель, — хмыкнул капитан и тут же вспомнил о других пассажирах: — А как себя чувствуют репортеры?
— Нормально. Мы их привели в чувство несколько раньше.
Мы их привели в чувство несколько раньше. Вместе с охраной. Так что они сейчас в полном порядке.
— Хорошо, что не они стали теми двумя, что уже не жильцы, — усмехнулся капитан.
— Невозможно, — сдержанно возмутился доктор. — Уж за ними-то мы следим как следует.
— И за бабенкой тоже?
— За ней в первую очередь, и с наибольшим вниманием…
Они переглянулись, понимающе хмыкнули.
— Что ж… — Капитан помедлил, любуясь на огромный Марс, по ржавой поверхности которого бежала тень спутника — то ли Фобоса, то ли Деймоса. —
У нас нет двенадцати часов. Высадка начнется через восемь с половиной часов. Хочется верить, что среди солдат будет не так много зомби…
3
Голос умолк.
Раньше он с периодичностью в несколько минут, чуть-чуть варьируя интонации, призывал разминать конечности и запрещал вставать с кресла.
Но теперь пауза затянулась.
Павел понял это не сразу, а когда понял, прекратил писать и приподнял голову.
Ровный голос успокаивал, придавал уверенность. А теперь, когда его не стало, вдруг сделалось пусто и страшно.
Как в гробу.
Как в склепе…
— Эй, — неуверенно сказал Павел, — меня кто-нибудь слышит? Я проснулся. Я давно проснулся. У нас все в порядке?
Он не ждал ответа. Он пытался успокоить себя. Но добился обратного эффекта. Ему представилось, что он один на всем корабле, и тот летит,
неуправляемый, непонятно куда — то ли в бескрайний холодный космос, то ли к пылающему Солнцу.
— Начинаю паниковать, — вслух сказал Павел. — А это глупо… — Он подергал ремень, удерживающий его на месте. — Очень глупо и некрасиво.
Особенно если представить, что за мной сейчас наблюдают…
Голос молчал. Это можно было расценить как разрешение покинуть кресло.
Но расстегнуть ремень было невозможно. Его нельзя было разорвать, разрезать, перегрызть. Наверное, из-под него можно было выползти. Но
Павел не чувствовал себя готовым к таким трюкам. Он боялся застрять в каком-нибудь неудобном положении. А если потом корабль начнет