_Ну_зачем_я_обещал_Тинке_вечером_обязательно_вернуться?_Что_за_черт_дернул_меня_за_язык!_Зачем_вообще_я_заговорил_с_ней_об_этом?
_Надо_было_просто_сказать,_что_меня_отсылают_в_командировку,_а_я_начал_играть_в_конспирацию._Дурак!_
_Не_вовремя_они_приехали._
_Я_расслабился_-_не_физически,_а_душой._Оттаял._
_А_мне_нужно_быть_злым!_Иначе_проиграю_и_не_смогу_вернуться_к_Тинке._
_Нарушу_данное_слово._
1
День прошел как и прочие дни.
Подъем, пробежка, физические упражнения, утренние процедуры, завтрак, развод, занятия и тренировки, обед, получасовой отдых, часы
самоподготовки под контролем сержанта, обязательный просмотр передачи «Люди в погонах», вечернее построение, прохождение маршем, ужин,
личное время…
Все спокойные дни были похожи. Все подчинялось обычному расписанию, менялись только мелочи: шуточки Гнутого и пререкания Рыжего, настроение
сержанта, погода, меню в столовой. Монотонность дня порой нарушали всегда неожиданные визиты проверяющих офицеров. Время от времени кто-
нибудь заступал в наряд, отправлялся на дежурство — это тоже вносило некоторое разнообразие…
Война — скучное дело.
И бойцы, как могли, пытались изменить свою скучную жизнь. Но фантазия у них была ограниченная, да и свободного времени оставалось совсем
немного.
2
На этот раз все выглядело буднично. Не было ни иллюминации, ни громкой музыки, ни приветственных речей. На восьмиугольном ринге было пусто,
на него не поднимались ни тонконогие девицы, ни говорливые клоуны. Высоко над помостом, словно удавленник, висел отключенный микрофон.
Зрителей было не так много, как в прошлый раз. Отсутствовали женщины, не было видно старших офицеров — да и вообще офицеров было мало.
Сегодня в спортивный комплекс пришли солдаты и капралы, сержанты, стафф- и мастер-сержанты.
Сегодня в спортивный комплекс пришли солдаты и капралы, сержанты, стафф- и мастер-сержанты. Много было уорент-офицеров — их всегда много
там, где мало офицеров настоящих. Молодые лейтенанты старались держаться вместе — не все еще сошлись со своими подчиненными. Пожалуй,
только лейтенант Уотерхилл одинаково свободно общался и с солдатами своего взвода, и с равными по званию товарищами.
В большом зале спортивного комплекса собрались те, кто хотел посмотреть финальный, единственный бой между первой ротой и четвертой. Не все
пришедшие знали бойцов по именам, совсем мало кто знал их по фамилиям, но вот прозвища были у всех на слуху.
Титан и Писатель…
— Ты готов? — спросил сержант Хэллер. В его голосе звучали новые нотки — заботливые, отеческие.
— Да, — Павел попрыгал, покрутил руками, повращал головой.
— Мышцы болят?
— Не очень.
— Как координация?
— В порядке.
— Ты точно решил? — Видно было, что сержант сомневается, стоит ли выпускать Павла на ринг. — Действительно хочешь драться?
— Да.
Они были одни в пустой раздевалке. За несколько минут до боя сержант Хэллер выгнал всех: и Цеце, бормочущего какие-то шаманские напевы,
которым — лишь бы отвязаться — научил его пуэрториканец из второй роты; и Гнутого со своим приносящим удачу хотом за пазухой; и загадочно
улыбающегося Шайтана, и всех прочих, кто желал Павлу победить. Таких было немного.
Солдаты умели реально оценивать противников. И все понимали: у щуплого Писателя ничтожные шансы на победу.
— Пора! — объявил сержант Хэллер и, хлопнув ладонями себя по коленям, рывком поднялся. Следом встал и Павел.
Они вышли из раздевалки.
Не было приветственного рева трибун и бравурного марша, рвущегося из динамиков. Прожектора не скрестили на их фигурах цветные лучи, и
отключенное электронное табло осталось черным.
В тишине и полумраке Павел прошел сквозь толпу, обступившую ринг, поднялся на помост, прислонился спиной к канатам, дожидаясь противника.
Неуверенно осмотрелся, нашел в толпе своих товарищей, подмигнул им. Гнутый поднял над головой извивающегося хота.
Возвышающиеся амфитеатром трибуны пустовали. Зрители стремились подобраться как можно ближе к рингу. В тесной колышущейся толпе смешались
все — и солдаты, и офицеры.
Некко задерживался. Наверняка специально тянул время, чтобы заставить противника поволноваться.
Но Павел уже справился с волнением. Он смотрел на верхние ряды пустых трибун и думал о том, как сегодня вечером, сразу же после боя,
отправится в гостиницу, где его уже ждут, тревожатся, наверное…
— О чем думаешь, Писатель? — крикнул кто-то ехидно. И охнул, получив тяжелый подзатыльник от оказавшегося рядом сержанта Хэллера.
Некко появился минуты через три. На нем были длинные боксерские трусы и облегающая майка с оскаленной бульдожьей мордой на груди. Похоже,
идя на ринг, Некко как следует размялся. Он тяжело дышал, на покатом лбу серебрилась испарина, разогретые мышцы вздулись из-за прилива
крови.
Павел представил, как он сам выглядит со стороны: среднего роста, среднего телосложения, босой, с голым торсом, в обычных х/б штанах, у
которых уже обвисли коленки.
Одно слово — Писатель!
Он невольно усмехнулся.
И среди зрителей послышались смешки.
И среди зрителей послышались смешки.
Некко, не глядя в сторону противника, взошел на ринг. Поднял руки над головой, словно уже одержал победу.
— Ладно тебе рисоваться, — сказал недовольный голос из толпы. — Незачем. Баб тут нет.