— Да… Здорово тебя наш Титан отделал. Хорошо, что совсем не убил… Странный он какой-то. Слышал что-нибудь об этом?
— Нет.
— Еще услышишь, — уверенно заявил Живич.
— А что именно?
— Да так… Разное…
— И все же…
— Ну, за все поручиться не могу, но сам видел, как он на спор задерживает дыхание на пять минут. Представляешь! Пять минут не дышит!
Веришь? Я бы не поверил!
Павел вдруг отчетливо вспомнил:
…Лицо Некко налилось кровью, опухло. Шея вздулась, проступили сквозь кожу сизые жуткие вены. На серых губах пузырилась пена, густая слюна
текла по щеке…
— Верю, — сказал Павел. — Я ведь душил его на ринге. По всем правилам.
…Некко не дышал. Он не мог дышать…
— Сам он утверждает, что может отключать боль. Я пару раз видел, как он иглой протыкает себе ладонь. Вот здесь. Насквозь.
— Зачем? — спросил Павел, невольно поежившись и вспомнив, как Некко выкручивался из болевых захватов.
— Не знаю. Мне кажется, он получает от этого удовольствие. Не от самоистязания, конечно, а от того, что на это смотрят другие люди. Он
ненормальный. Я не понимаю, как он прошел медкомиссию… — Живич помолчал. Добавил: — А еще я слышал, что он режет себя ножом и каким-то
образом останавливает кровь, а потом и вовсе заживляет рану. Не знаю, сам не видел. Но допускаю, что это правда. Ты ведь сильно помял его
тогда на ринге, правда? Сразу после схватки я видел его разбитую губу и синяк на скуле. А утром его лицо было чистое. Никаких следов драки!
Как такое возможно? Я не знаю.
— Ты не сказал, что он видит в темноте. — Забыв обиду, повернулся к товарищам заинтересовавшийся разговором Арнарсон.
— Да! — вспомнил Живчик. — Некко видит в темноте. Как кошка. Или как летучая мышь. Человек-летучая мышь. Бэтмен. Может быть, стоило дать
ему это прозвище?
— Скоро ты будешь обращаться к нему по званию и фамилии, — сказал Арнарсон. — Капрал Некко — вот его единственное имя.
— Ему доверяют отделение? — спросил Павел.
— Да, — вздохнул Живич. — Наше отделение. Не понимаю только, за какие такие заслуги.
— У него есть связи там. — Арнарсон, понизив голос, ткнул пальцем в потолок. — Наверху. На самом верху!
— Ты-то откуда знаешь? — недоверчиво спросил Живич.
— А ты подумай получше. Некко явно кто-то продвигает.
— Думаешь, он чей-то родственник?
— Вполне возможно…
— Да… — Живич почесал затылок.
Некко явно кто-то продвигает.
— Думаешь, он чей-то родственник?
— Вполне возможно…
— Да… — Живич почесал затылок. — Лучше с этим Некко не связываться. Как бы чего не вышло…
Тема исчерпалась.
Живич вытащил из-под матраца еще одну сигарету, попросил Павла выглянуть в коридор, не видно ли доктора. Закурил, пуская дым струей в
сторону форточки, глухо покашливая в кулак.
Близилось время ужина, потом должны были начаться вечерние процедуры.
Разговор зашел о лечении, как-то незаметно превратился в обсуждение достоинств молоденьких медсестер. Говорил в основном Живич, он всегда
находил, что сказать, он в любой области был знатоком.
— Он утверждает, что способен предугадывать будущее, — невпопад сказал Арнарсон. Живич, потеряв нить рассуждений, замолчал, недоуменно
уставился на товарища. Павел тут же подумал о Курте, о нескладном моложавом немце. Вспомнил его исполнившееся пророчество:
«…Я чувствую, там что-то случится. Что-то нехорошее… Там будет кровь. Будет много крови…»
Холодный голос немца отчетливо звучал в голове: «…Будет много крови… И кто-то умрет…»
— Кто? — спросил Живич.
— Ниецки, — прошептал Павел.
— Некко, — сказал Арнарсон. — Этот сукин сын всех обыгрывает в карты.
3
Разжиревший Некко, возлежа на подушках, показывал карточные фокусы. Он, ухмыляясь, тасовал колоду, совал ее Павлу под нос, требовал
вытащить одну карту, запомнить ее и вернуть на место, не показывая. А потом он с первой попытки находил ее и предъявлял, словно ордер на
арест. Цеце и Рыжий, ставшие рабами за карточные долги, сидели за спиной Некко, беззвучно шептали одними губами, предостерегали: не играй с
ним! А сержант Хэллер азартно подталкивал Павла в бок: давай, попробуй! Вдруг выиграешь! Ты можешь!
Но Павел знал, что не может.
Если кто-то и может выиграть в карты у Некко, так это Курт. Неуклюжий, неловкий немец, выглядящий моложе своих лет.
Но Курт стоял в стороне. Он не хотел участвовать в игре.
Он был заодно с Некко.
А карты все тасовались. Мелькали перед глазами картинки-фотографии.
Какая карта следующая?
Десятка червей — сержант Хэллер. Крестовый валет — лейтенант Уотерхилл. Бубновый туз — старый полковник. Пиковая дама — Тина…
Павел бросился на Некко, попытался выхватить карту, которую только что держал в руках. И проснулся.
Форточка была открыта, тянуло свежим воздухом. В полумраке тлел огонек сигареты.
— Не спишь? — спросил Живич с кровати и чуть приподнялся, глядя в сторону Павла. — Вот и мне не спится… — Он выдохнул клуб дыма, плавно
поводил перед собой рукой, с интересом наблюдая за текучими метаморфозами седого облака. — Как думаешь, это нарушение дисциплины — не спать
в отведенное для сна время? Молчишь? Не знаешь? Вот и я не знаю…
Всхрапнул и завозился на своей койке Арнарсон, забормотал что-то быстрое, невнятное, пугающее.
— Надо спать, — сказал Живич и вздохнул. Спать он не хотел и не собирался. Он продолжал курить, отгоняя ладонью дымных призраков, вьющихся