Форпоста. Есть лишь жаркое солнце и покатые вершины далеких сопок. Шуршащая трава и цепляющие одежду кусты. Лето!..
Павел ударился обо что-то ногой, зашипел от боли в ушибленном пальце. Опустил глаза.
Из травы торчал ржавый коленчатый вал. Чуть подальше валялась разодранная покрышка.
Чуть подальше валялась разодранная покрышка. Громоздились изжеванные листы жести. Блестели острые
бутылочные осколки. Растекся черной лужей давным-давно растаявший гудрон.
Неприметная удобная свалка в самом центре Форпоста. Если забредет сюда какая-нибудь комиссия, будет папе-командиру изрядная головомойка.
Он осмотрелся. Заметил какое-то движение возле самых складов, привстал на цыпочки, выглянув из-за кустов.
Там, спрятавшись за глухими стенами от всего мира, дрались два человека. Должно быть тренировались, спарринговали. Но почему не в зале?
Почему здесь, на пустыре, за безлюдными складами, словно таясь ото всех?
Павел обогнул мешающие обзору заросли, подошел чуть ближе, всмотрелся внимательней.
Нет! Они не тренировались!
Павел замер, не смея поверить очевидному.
Один солдат безжалостно избивал другого!
— Эй, — нерешительно сказал Павел, не зная, как себя вести.
Его конечно же не услышали.
Один человек корчился на земле. Другой вяло топтал его ногами, словно хотел проучить, унизить, но не собирался уродовать, оставляя заметные
следы избиения.
Павел наклонился, выворотил из земли ржавую арматурину. Выпрямившись, гневно крикнул во весь голос:
— Эй, там!
Избивающий остановился, оглянулся.
И Павел, разглядев знакомое лицо, задохнулся от неожиданно накатившей ярости, стиснул железный прут, шагнул вперед.
— Некко! — прохрипел он, сам путаясь своей лютой злобы. — Ты! Подлец!..
Здоровяк, кажется, испугался. Он попятился, взгляд его заметался. Сейчас он походил на гиену, которую лев отгоняет от законной добычи.
— Гаденыш! — Павел, занеся руку с тяжелой арматуриной, так и сыпал проклятиями и ругательствами. — Мерзавец!..
Ослепленный солнцем Некко не видел, кто там направляется к нему со стороны пустыря. Его застигли на месте преступления, и здоровяк
растерялся. Тяжело дыша и озираясь, он отступал в тень. Потом он развернулся и бросился наутек.
Павел не стал за ним гнаться. Он остановился возле распростертого на земле человека. Присел на корточки, отложив металлический прут,
спросил, с ненавистью глядя вслед бегущему Некко:
— Все в порядке?
— Да. — Человек не двигался, голос его дрожал.
— За что он тебя так? — Павел опустил глаза. Узнал лежащего бойца, но не смог вспомнить его имя.
— Это наше дело, — угрюмо сказал солдат и стал медленно подниматься: сначала сел, потом подтянул колени к животу, оперся о землю руками,
подался вперед. Павел хотел было ему помочь, но боец оттолкнул протянутую руку. Пожав плечами, Павел сказал:
— Я буду свидетелем. Я все видел.
— Нет! Ничего ты не видел! Ничего не было!
— Да что тут происходит? Он что, запугал тебя? Солдат хмуро разглядывал Павла, дрожащей рукой утирая разбитый нос. Поинтересовался:
— Ты что, из молодых?
— Да, — признался Павел.
— Понятно… — Боец отвернулся, посмотрел в сторону казарм. Пригладил волосы, ладонями выколотил пыль из одежды, кончиками пальцев осторожно
ощупал одутловатое лицо и сказал нехотя:
— Я сам его сюда привел. Хотел поговорить с ним по-мужски. Некко последнее время стал чересчур зазнаваться… И я хотел выбить из него эту
дурь, поставить его на место… Но он оказался сильней… Черт возьми!.
. — Боец стиснул зубы. Он был немолод, и ему было больно признавать, что
какой-то здоровяк из молодых одержал над ним верх.
Павел отвернулся.
— И запомни, — добавил боец. — Грязное солдатское белье должно оставаться в казармах. Понимаешь, о чем я?
— Да, — сухо сказал Павел. — Догадываюсь.
— Надеюсь, мы поняли друг друга, — сказал боец. — Здесь ничего не произошло, а ты ничего не видел.
— Не видел, — согласился Павел.
— Вот и ладно… Кстати… Спасибо тебе.
— За что?
— Как за что? За то, что ты его спугнул.
Павел кивнул. Помолчал, глядя, как боец, запрокинув голову, пытается остановить идущую из ноздрей кровь. Сказал:
— Приходи завтра вечером в спорткомплекс.
— Зачем? — невнятно спросил солдат.
— Я буду бить Некко.
Боец хмыкнул. Пробормотал что-то неразборчивое.
— Не веришь? — спросил Павел. — Приходи — сам убедишься.
4
В семь часов вечера он был в гостинице.
Дверь в номер оказалась не заперта, Павел, постучавшись, вошел и едва не столкнулся с сестренкой, роющейся в стенном шкафу.
— Паша пришел! — радостно завопила Наташа, бросившись брату на шею. Он подхватил ее, приподнял, подбросил, поймал, поставил на пол.
— Паша! — Мама и Тина торопливо шагнули к нему из комнаты, словно боялись, что он сейчас исчезнет.
Они затараторили все вместе, спеша выговорить все накопленные за день переживания, впечатления. Павел, улыбаясь, замахал руками:
— Тише, тише!
— Надолго, сынок?
— До утра. Я должен быть на первом построении.
— А вам можно покидать казармы?
— Можно, если не оставлять территорию Форпоста и если командир знает, где меня искать.
— Хорошо как! У отца твоего не так было… Ты проходи, сынок, не стой в дверях. А то как не свой, прямо как будто в гостях…
Потом они дотемна пили горячий чай, любовались друг-другом и беседовали. И Павлу стало казаться, что он вернулся домой, в тот самый мир, с