каждый человек носит какую-то маску, играет определенную роль. Вот и я тогда надел маску. И, кажется, сыграл убедительно. Вы все мне
поверили.
— Слишком убедительно, — пробормотал Гнутый. — Я и сейчас верю.
— Нет. — Павел покачал головой. — Я не могу… Не могу убить человека…
— Но тогда, возле пещеры, ты, как и все мы, стрелял по людям. Мы вместе убили полковника и его бойцов.
— Это другое, — запротестовал Павел.
— Почему?
— Не знаю… Не могу объяснить… — Павел замолчал, пытаясь найти себе какое-то оправдание. Подумал, что у всех погибших солдат остались семьи.
Мысль эта была неприятна, неуютна, неудобна. Она была страшна.
Гнутый испытующе смотрел на товарища, ждал. Потом спросил:
— А если бы Клоп был экстерром? Разумной тварью, неотличимой от прочих людей. Тогда смог бы ты его убить?
Павел взглянул на собеседника:
— Не знаю… Мне сложно это представить.
— Почему же? — настаивал на ответе Гнутый. — Ты был знаком с Куртом и Некко. Ты утверждал, что они не люди. Если бы ты раньше знал, что они
наши враги, что бы ты с ними сделал?
Павел задумался, сказал нерешительно:
— Они слишком похожи на людей. Наверное, я бы не смог… просто так… Вот в бою — если они против нас — это другое дело… Но… Я не знаю! — Он
сердито тряхнул головой. — И вообще, почему ты спрашиваешь об этом?
— Просто пытаюсь понять, чем настоящий человек отличается от подделки.
— Эй, вы, там! — Один из охранников поднялся, держась за стену, нашел глазами разболтавшихся штрафников, пригрозил им высоковольтным
разрядником. — Замолчите немедленно!
— Слушай, командир! — обратился к нему Гнутый, голосом перекрывая гул двигателей.
— Нас в полете кормить собираются?
Охранник осклабился, показывая, что оценил шутку:
— Заткнись, умник! А то так накормлю, что жевать нечем будет!
— Значит, не собираются, — сделал вывод Гнутый и умолк.
Молчать им оставалось еще три часа.
4
Павел проснулся, когда геликоптер уже приземлился, и сам подивился, насколько крепким был его сон.
— Доброе утро, Писатель, — приветствовал пробудившегося товарища Гнутый.
— Давно стоим? — Павел зевнул.
— Минут двадцать. Что-то не торопятся нас выпускать…
Двигатели молчали. Помаргивала, попискивала сигнализация, предупреждая, что дверь наружу открыта. Впрочем, это было и так ясно:
внутренности геликоптера обдувал горячий ветерок. Павел подался вперед, посмотрел в сторону выхода. Там стояли пять человек охраны, курили,
повернувшись к штрафникам спиной. За ними можно было рассмотреть какое-то поблескивающее куполообразное строение. И маленький кусочек
светящегося неба.
— Где это мы? — громко поинтересовался Павел. Сразу несколько голосов весело хмыкнули.
— Ну ты спросил! — восхитился мрачный Дизель.
— На земле, — предположил Черный Феликс.
— В геликоптере, — добавил кто-то. Остряков здесь хватало.
Охранники не обращали внимания на разговорившихся заключенных. Они оставили свои посты: не оборачиваясь, спокойно курили у выхода,
развалившись, отдыхали в креслах, сидели на полу. Один и вовсе, передав оружие товарищу, подтягивался на торчащей из стены трубе. Похоже,
они считали, что их работа закончена.
— Эй, друг, не угостишь сигареткой? — позвал Шайтан одного из стражей. Тот обернулся, глянул недовольно на заключенного, ничего не ответил.
Все было понятно без слов, все читалось в его взгляде.
— Эх, дорогой, — вздохнул Шайтан. — Зачем так смотришь? Кто знает, может, Аллах сделает так, что завтра ты будешь сидеть на моем месте. А я
окажусь на твоем.
— Слушай, мусульманин, — обратился к Шайтану толстяк Че. — Почему бы тебе не помолиться Аллаху? Вдруг он действительно что-нибудь
предпримет? Тогда бы я принял твою веру.
Шайтан скривился:
— Зачем Аллаху такой правоверный? Ты так заплыл жиром, что мулла, наверное, не рискнет укорачивать то, что и так едва заметно.
Штрафники сдержанно рассмеялись. Они побаивались подшучивать над Че. Обычно незлобивый здоровяк иногда впадал в бешенство. И тогда никто не
мог с ним сладить.
Но Че, похоже, не понял, о чем говорит Шайтан. Или не расслышал. Он только улыбнулся, подмигнул шутнику, завозился на неудобном, слишком
узком, слишком тесном сиденье…
Переговариваясь, поглядывая на своих беспечных сторожей, они ждали еще полчаса.
Потом охрана, видимо, получила долгожданный приказ начинать высадку. Зазвенел, забряцал металл, зазвучали предупредительные окрики.
Заключенные выпрямляли освобожденные затекшие ноги, тянулись, разминались, не поднимаясь со своих мест, — запрещено было.
— Выходи строиться! — вскоре донеслась с улицы команда.
— Встать! — Охранники отступили, взяли штрафников на прицел. — Справа по одному — на выход!..
На улице было ясное теплое утро.
— Справа по одному — на выход!..
На улице было ясное теплое утро.
Штрафники выходили из тени на свет. Невольно замедляли шаг. Жмурились. Первым делом поднимали лица к небу. Спускались на землю. Ободранные,
грязные, помятые, со скованными за спиной руками — они были похожи на каторжников. Их хватали под локоть, отводили немного в сторону,
строили в шеренгу, спрашивали фамилию, номер, сверялись с документами.
Их сортировали.
А штрафники жадно осматривались.
Они находились в странном месте. Возможно, когда-то это был испытательный полигон для новых видов вооружений. А может быть, здесь раньше