— Почему.., ах?х?х?х… — отплевывался и харкал человек, стальные браслеты на запястьях и лодыжках глубоко впивались в плоть, — почему вы ничего не спрашиваете? Ах?х?х?х… Почему?
В некотором отдалении от пытаемого на низенькой складной скамеечке сидел немолодой уже человек, почти старик, невеликого росточка, в заляпанном осенней грязью, латаном?перелатаном коричнево?серо?черно?буром плаще. Служка держал на серебряном подносе простую глиняную кружку с пенящимся пивом.
Со светлым мельинским пивом собственной Тощего Хэма пивоварни.
— Докладають, особливо от смеси кореандра с можжевельником корчит вражину, значить, — осклабившись, сообщил второй служка, что стоял на коленях одесную старца.
Тот кивнул, опрятно отхлебнув из кружки.
— Пусть еще весеннюю хвою попробуют. Говорят, еще лучше действует.
— Ин момент! — выпалил служка справа. Напрягся, приложил большие пальцы к вискам и что?то быстро пробормотал.
— Почему.., вы.., не.., спрашиваете?.. — донесся отчаянный хрии с решетки. — А! О! Х?х?р?р?р… За меня дадут.., ах?х?х?х.., дадут выкуп! Уберите.., дым!..
— Не ндравится, значить, вражине дымок?то наш, — еще шире ухмыльнулся слуга?бормотун, выставляя на обозрение гнилые пеньки зубов.
— Не нравится, — эхом отозвался старик. — Ну, что, бросили хвою?
— Бросили?с, — тотчас доложился слухач.
— А?ах!! Оставьте! Оставьте?е?е! — завыл пытаемый.
— Проследить, чтоб до полного обалдения дошел, — распорядился старик.
— Мрха?а?а.., чего., чего нужно?
— Еще не дошел. — меланхолично заключил старик. — Фихте! Передай, чтобы, значить, еще хвои добавили. И каркуна мокрого. Пусть поторопятся — мне он поплывшим нужен, этот хмурик.
— Почему.., не спрашиваете?!. — в последний раз отчаянно выхрипел пленник, и голова его наконец запрокинулась. Некоторое время выждав, старик распорядился:
— Пусть его Ланцетник посмотрит. А то знаю я этих чародейников. Им притвориться, что тебе на стенку пописать.
Ланцетник оказался худющим и неимоверно длинным субъектом с редкой седой бороденкой, облаченный почему?то в новенькую кирасу, всю исчерченную руническими надписями. Хрящеватые пальцы с желтыми ногтями осторожно отогнули веко впавшего в беспамятство пленника. Ланцетник что?то забормотал, выудил из сумки нечто вроде мышиной лапки и принялся водить ей по глазному яблоку схваченного. Тот не шевелился.
— Всо в пора?адке, экселенц, — скрипуче доложил он.
— Отвязывайте, — старик махнул рукой.
— Куда прикажете, ваше патриаршество? — осторожно осведомился служка Фихте.
— Как это — «куда»? В пыточную, конечно! Теперь он у меня все скажет… Ланцетник! Приготовься, твой выход…
— Ваше патриаршество…
— Что, Фихте, уже штаны мокрые? — усмехнулся старик.
— Как это — «куда»? В пыточную, конечно! Теперь он у меня все скажет… Ланцетник! Приготовься, твой выход…
— Ваше патриаршество…
— Что, Фихте, уже штаны мокрые? — усмехнулся старик. — Семицветья испугался? Притихни, шкат, мы сейчас всю их камарилью можем за яйца взять. И серпом замахнуться. Понял?
— Никак нет!
— Ну и правильно. Потому что здесь только я все понимать и должен, — и, довольный собственной шуткой, Патриарх Хеон расхохотался.
***
Агата осталась одна. В роскошно разубранном покое на самой верхотуре. В круглой просторной комнате с высокими стрельчатыми окнами, украшенными цветными витражами. Темы витражей были самые что ни на есть мирные — алые цветы в зеленой траве; однако, приглядевшись, Агата невольно содрогнулась — венчики были пастями, лепестки — челюстями; меж их чудовищными краями Дану увидела безжалостно перемалываемые человеческие фигурки. Тонкие издалека струйки крови, выложенные мельчайшей рубиновой крошкой, изображали, наверное, целые водопады, струящиеся вниз.
Пол был покрыт роскошным, пушистым ковром — ни пылинки, ни соринки. На алом фоне вились желтые драконы, гонялись друг за другом, вонзая клыки в плоть врага; в самой середине пламенел знакомый уже герб Ордена Арк, вышитый нитями из авальонна.
Левая половина комнаты, обращенная окнами на юг, казалась жилой. Неубранная широкая кровать под вычурным балдахином — кисти золотого шитья свисают до самого пола, резные столбы?балясины покрыты карикатурными василисками. На кровати — целый ворох подушек и два скомканных одеяла. По сторонам от кровати имелись: письменный стол, на котором можно было танцевать, пара потемневших от времени жестких деревянных кресел, с изрядно протертой обивкой (наверное, они были дороги владельцу как память). Между окнами — книжные полки; как ни странно, книг оказалось не так много. На письменном столе лежала открытая рукопись — разворот заполнен до половины быстрым, академически четким почерком. Судя по всему, здешний хозяин предпочитал писать собственноручно, не доверяя помощникам?заклятьям.
Другая половина покоя являла собой лабораторию. И Агата немало удивилась, заметив на громадном лабораторном столе, крытом полированной мраморной плитой, целые груды давным?давно вышедших из употребления у серьезных магов сушеных лап и крыльев летучих мышей, крысиных хвостов, бесформенных веточек, сохраняющих, несмотря ни на что, аромат только что срезанных, каких?то кристаллов, бутылей с непонятными эликсирами — все это по соседству с муфельной печкой, жаровнями, спиртовками, горелками, колбами, змеевиками, стеклянными холодильниками, весами и всем прочим. Полки над столом были уставлены банками с белыми, коричневыми, желтыми, алыми и даже черными порошками. Иные банки были и вовсе непрозрачны. Над самим столом разинула огромную пасть кованная из жести воронка. Труба уходила куда?то в потолок — не иначе, как на крышу. Шкафы на лабораторной половине заполняла чистая посуда, еще какие?то коробки и банки — словом, это походило на обиталище преуспевающего алхимика, но никак не могущественнейшего волшебника, коему все эти лягушачьи ребра и рыбьи хвосты давным?давно полагалось выбросить на помойку, ибо все колдовство такого уровня давно уже творится одной лишь мыслью.