Чужаку, даже бродячему артисту, не найти укрывища перед Смертными Ливнями вне стен города. В деревнях далеко не у всех дома под камнем; куда больше бедняков строят просто временные лачуги, а когда наступает осень, не мудрствуя лукаво, перебираются за определенную мзду к богатому соседу.
Все места сосчитаны и утверждены, и хоть ты криком кричи на пороге — засов для тебя не отопрут.
Господин Онфим это, по всей видимости, прекрасно знал. И потому гнал изо всех сил. Наверное, даже магия Арка (неважно уже, своя или заемная) не могла помочь ему сейчас.
…Покорно послушавшись Кицума, девушка?Дану вынырнула следом за ним из?под фургонного полога. Лес с обеих сторон сжал узкий здесь Тракт; мусорные деревья по?прежнему бормотали неразборчивые проклятия вслед бывшей своей повелительнице. Dad'rrount'got кончился, потянулась обычная хумансова чаща; где?то невдалеке от обочины тоскливо завывал голодный оборотень — наверное, опять сбежал из зверинцев Арка; впереди над дорогой заплясали быстрые черные тени авларов, летучих мышей?кровососов. Ими, доводилось слышать Агате, занимались в Кутуле…
Канун Смертных Ливней — время, когда Нечисть вновь и вновь тщится отыскать дорожку к человеческому жилью. Из глубоких логовищ, из тайных укрывищ на свет выползают остатки тех, кто когда?то владел всей этой землей — давным?давно, еще до гномов и эльфов, раньше, чем даже Дану. Вылезают те, кого, если верить Орденам, доблестные маги Радуги в основном истребили еще столетие назад. Вислюги, ногохвосты, голоухи. Прачки?кроволюбки, кошмарники, горлорезы. Недобитые, вконец одичавшие орки, тролли, кобольды — раньше эти брезговали человечиной, а теперь уже полностью уподобились тем же вислюгам или кроволюбкам.
Вислюги, голоухи, горлорезы — все они разумны и умеют говорить. Это твари из плоти и крови, правда, со своей магией. Но есть и другие — бродячие мертвецы, поднятые из могил неведомыми колдунами да так и оставшиеся бродить по миру на погибель всему живому; инкубы и суккубы, разнообразные обликом, но одинаково опасные, если встретишь их после захода солнца; бешеные сильваны; беспощадные, молчаливые убраки — охотники за головами; кривоногий, низкорослый Лесной Народ — духи не праведно убитых старых деревьев, облекшие себя в плоть и давшие клятву вечного мщения; и еще много, много иных. В обычное время магия Радуги держала их в отдалении от главных дорог, городов и крупных поселков, и лишь перед Смертными Ливнями — и во время оных, — когда волшебство семи Орденов слабело, все они могли выйти на большую охоту — заполнить брюхо и сделать запасы на долгую, долгую, долгую зиму.
По осени караваны обычно ходили не только с охраной, но и с одним?двумя стражевыми волшебниками. Господин же Онфим по знаменитой своей, всем известной скупости, нанимать в Остраге никого не стал, буркнув, что, мол, и так пронесет, а всякие прочие богатеи?умники, конечно же, могут уплатить волшебнику из собственного кармана, чему он, господин Онфим?первый, препятствовать никак не станет. Это разом заткнуло недовольным глотки.
Правда, справедливости ради следует заметить, что не дремали и Ордена Радуги. Оборотень мог и сбежать из зверинца, а мог с тем же успехом быть выпущен специально. Летучие же вампиры Кутула были явно посланы на Тракт охотиться. И все было бы ничего — но у господина Онфима не имелось с собой заклятья?пропуска, отпугивающего чудовищ Радуги. Для того же оборотня, тех же авларов два ярко размалеванных цирковых фургона оставались законной добычей, ничем не отличающейся от того же вислюга или убрака.
Кицум витиевато выругался и машинально пошарил за широким голенищем, где, как все знали, он хранил плоскую фляжечку отборного гномояда — на самый крайний случай.
— Плохо дело, данка. Оборотня я не боюсь, но вот эти мышки… Чую, потеряем коней, — невозмутимо закончил он, хотя всем известно: потеряешь коня на Тракте перед Ливнями — можешь сразу копать могилу.
— Что же ты молчишь… Aecktan?
Она не ответила.
— Aecktan? — уже настойчивее повторил Кицум.
Агата тупо смотрела перед собой.
Aecktan.
— Aecktan? — уже настойчивее повторил Кицум.
Агата тупо смотрела перед собой.
Aecktan. Белочка?огневка на языке Дану. Так звала Агату мать, смешным домашним прозвищем, потому что девочка обожала отращивать волосы до немыслимой длины, помогая себе несложным детским колдовством, заплетая их в нечто схожее с пышным беличьим хвостом.
Глаза девушки вспыхнули. Несложное слово на родном языке внезапно прорвало непроглядную завесу горя, сорвало пелену с глаз. Откуда, откуда, ОТКУДА мог знать его горький пьяница Кицум? Или это просто совпадение? Единственное ласковое слово на ее родном наречии, известное старому клоуну?
— Аерас fyuarcky koi, Khoeteymi? — слова скользили стремительно и почти беззвучно, точно порхающие жарким летним днем высоко над землей ласточки. Если он ответит…
— Ghozyl shoacky koi, Seammi, horrshoarcky tyorrdnock, — быстрым шепотом и без малейшего акцента отозвался клоун. — Koi, Seamni, Koi, Seamni Oectacann.boewarry! Ol koi fuuarcky…
Он знал все, и даже ее полное родовое имя. Однако долго разговаривать им не дали. С козел заднего фургона завопил, размахивая руками и подпрыгивая, Еремей — заклинатель змей. Господин Онфим?первый интересовался, какого?такого нелегкого?нечистого передний фургон так плетется? Еще господину Онфиму благоугодно было узнать, видят ли Кицум с Нодликом впереди летучих мышей, и если видят, то, опять?таки, почему бездействуют?..