Да, вот оно. Второе чуть сзади, но на него отвлекаться сейчас нельзя. Ну, пора, Тави!
Белый стек резко взлетел вверх. Таково предметное чародейство — не обойтись без выспренных жестов…
Белый дым от черных свечек окрасился изнутри алым. Сотни замогильных голосов забубнили, забормотали на множестве языков и наречий свои проклятья Радуге.
Жидкость в чашечках вскипела, запах чеснока стал нестерпимым. Тави услышала, как рядом ругнулся Кан. Даже Вольному пришлось несладко.
Поток серых призраков хлынул из распахнувшихся в алом дыму ворот. Тави ощутила мучительный позыв к рвоте — даже чеснок не мог преодолеть отвратительный смрад гниения. На поляне стало темно, словно ночью.
Бормочущие, проклинающие, стенающие тени неслись вперед. Будь там сейчас опытный маг?некромант Радуги, он и без всякого предметного колдовства повернул бы их назад. Наверное, так и случилось бы, избери Тави целью двух волшебников, что — быть может — все еще оставались где?то там, на краю топей. Но удар был направлен в бездушную тварь, и даже самому опытному магу надо было предварительно разобраться в тонкостях обряда вызывания, прежде чем ставить щит. Поставить же Щит Абсолютный по силам было лишь Верховным Магам да еще, может, двум?трем чародеям во всей Радуге.
За кустами орешника ослепительно полыхнуло. К бугрящимся тучами небесам рванулся пламенный столб — чистого белого огня. Земля содрогнулась так, что Тави едва удержалась на ногах. Во имя всех сил, что произошло?! Никакого огня там не должно было быть в принципе. Откуда?! Бесплотные тени, они не властны были над живым огнем!..
В зарослях взвыло. Пламенный смерч заколебался, жадно обгладывая склоны, в лицо волшебнице ударил ветер, задрожали огоньки свечей, один за другим умирая под неистовым напором. Алый столб дыма задрожал, вихрь рвал его на мелкие кусочки, врата стремительно закрывались, и вся ярость вырванных из преисподней теней должна была обернуться против вызвавшей их, однако вместо этого из орешника вырвалась наполовину охваченная огнем фигура.
Да, так и есть. Мертвый священник. Полусгоревшая, когда?то белая ряса, сейчас вся в грязи, копоти и засохшей крови. Вместо глаз — два застывших кровавых сгустка. Руки вытянуты вперед…
Пробитые насквозь ладони. Кровь давно запеклась, застыв словно гнездо обвивших руки алых червей. Рот — из?за надрезанной самой Тави кожи возле ушей трупа — скалится в жуткой усмешке.
Этого монстра сотворила она самолично, и теперь никакие заклятия на него не подействуют.
Дым угасших черных свечек ввинчивался обратно в землю, она всасывала его с хриплым бульканьем, поток рвущихся на свободу теней иссяк; мертвец одним прыжком оказался возле тщательно вычерченной спирали, пинком ноги отшвырнул чашки; в тот же миг Кан?Торог атаковал.
Атака Вольного — это неразличимый глазом блеск летящего быстрее мысли оружия, это запаздывающий за сталью стон рассеченного воздуха, это смерть, опережающая взгляд. Это удар без сомнений и колебаний, удар, который убивает сразу и не требует повторения. Меч Кана должен был напрочь снести голову их вчерашнему спутнику, однако мертвец успел вскинуть руку. Сталь звякнула о сталь и Кан?Торог пошатнулся, отступив на шаг.
— Задержите его, хоть чуть?чуть! — завопил Сидри. Скала под его руками дрожала, уже покрывшись трещинами.
— За что ты изуродовала меня? — безжизненным голосом спросил мертвый у выхвагившей саблю Тави. — Я пришел к тебе с чистым сердцем. А ты…
Второй выпад Вольного он парировал с тем же великолепным безразличием.
— А теперь я убью вас, и мы будем квиты, — продолжал рассуждать он.
Тави в который уже раз впилась зубами в многострадальную губу. Словно в поединке против опытного фехтовальщика, в левой руке она держала длинную тонкую дагу со сложной гардой, специально чтобы ловить клинки противника.
Сабля косо рухнула, метя как будто в шею монстру; в последний момент Тави отдернула руку, крут?нувшись и посылая вперед зажатый в левой ладони кинжал.
Выпад был отбит. Девушку швырнуло в гущу орешника. Левый бок заливал леденящий холод, он стремительно шел вглубь, норовя добраться до сердца…
— Я! — выкрикнул Кан, собой заслоняя волшебницу. «Я» — то есть не лезь и не рыпайся, беру его на себя.
Мертвец не смеялся — ходячие трупы на это не способны. Все, что у них остается после смерти — это ненависть. Да еще нечеловеческая сила. А в данном случае еще — и чувство вины у противников.
— Зачем ты мучила меня?
Кан?Торог еле устоял на ногах. Его меч высек искры, проехавшись по мертвой руке от кисти до локтя.
— Из стали он, что ли?! — вырвалось у Вольного.
— Зачем ты мучила меня? — повторил мертвый. Тави судорожно пыталась отползти в глубь зарослей. Жесткие ветви раздирали шею — она не чувствовала. Что ответить на этот вопрос? А ведь сыщи она, что сказать — быть может, обратившийся в чудовище мог бы и остановиться. Что сказать? Что цель оправдывает средства? Что ей нужен был проход через болота и она не могла рисковать встречей с неведомой магической тварью, затем и терзала уже лишенное первой жизни тело? Повиниться и попросить прощения, признаться, что не рассчитала силы?.. Смешно!.. Кан?Торог атаковал снова. И вновь был отброшен.