Но справиться с болью можно было только одним способом: сломить преграду, после чего Императора ждало спасительное забытье.
И он, ломая уже не врага — себя, почти разрывая собственное сердце, заставил огненный кулак войти, вплавиться в плоть последней преграды и, сокрушая ее, открыть, проложить Путь.
Он и сам не успел понять, отчего это прозвучало именно так: «Путь». Он просто знал, что дорога его легионам открыта. И со спокойной душой потерял сознание. Просто от потери крови.
Фесс вздрогнул. Там, наверху, кто?то нанес магический удар поистине всесокрушающей Силы. И притом Силы абсолютно нечеловеческой. Никогда еще Кэр Лаэда не слышал и уж тем более никогда не сталкивался ни с чем подобным. Это было словно зимняя гроза, словно молния, внезапно рухнувшая с чистого неба.., нет, не срабатывало ни одно из привычных сравнений. Это просто было нечто совершенно, абсолютно неведомое.
И потому особенно страшное.
Фессу вдруг очень захотелось оказания в Долине. Подальше от всех этих приключениев, как говорила порой тетя Аглая, будь они трижды неладны!
Масляная лампочка несколько раз мигнула, хотя никакого ветра в подземелье не было и в помине.
А потом Фесс услыхал странный скрежет из?под крышки саркофага.
В следующий миг воин уже карабкался вверх по веревке. Слепой ужас погнал его прочь. Мужество, стойкость — все обратилось в пыль перед этим отвратительным скрежетом. Там, в каменном гробу, оживала бестия, перед которой Фесс не смог бы устоять, даже будучи настоящим магом.
Оставалось только бежать.
***
— Вот и славно, вот и хорошо, — не уставая, твердил Кицум, — Выбрались, и хвала богам, хвала силам здешним и нездешним, и небу хвала, и звездам, а больше всего — тебе, Сеамни!
Уже все в бродячем цирке называли Агату ее настоящим именем. И — откровенно побаивались.
Оставаться в Хвалине никто не захотел. Магов много, уничтожить одну, пусть даже важную, башню Арка, пусть даже со многими магами из числа сильнейших и даже самим Верховным еще не значило победить весь Орден и уж тем более не значило взять верх над Радугой.
И вот добытый где?то Кицумом фургон трясется по ведущей на юго?восток дороге. Троша сидит на козлах, братцы?акробатцы и Еремей — заклинатель змей дуются в кости, время от времени опасливо поглядывая на Агату, Таньша спит, а Нодлик, как всегда, визгливо ругается с Эвелин.
Словно ничего не изменилось…
Хотя, конечно, нет. Изменилось. Нет больше постылого ошейника. Добыт Иммельсторн… Агата поперхнулась, поймав себя на том, что произнесла имя святыни своего народа на диалекте хумансов. Что такое? Что случилось с ней?.. Или и в самом деле прав был Гейнебис, легендарный король?воин, что приказывал казнить всех Дану, побывавших в хумансовом рабстве?..
Агате стало не по себе.
…Как только они выбрались из города и она немного пришла в себя, Кицум забросал ее вопросами. Она отвечала односложно, больше отмалчивалась. Агата знала теперь только одно — ей следует добраться до затерянного в болотистых джунглях последнего убежища своего народа. Путь туда мог занять целые месяцы, но что для нее теперь время?.. К тому же поползли слухи о каких?то неурядицах в Империи, о распре Императора с магами… Все это хорошо. Пусть хумансы и дальше режут друг друга. Когда сюда придет победоносная рать Дану, ее воинам придется пролить меньше крови.
Все, что Агата сказала Кицуму — единственному, с которым она вообще разговаривала, — ей надо попасть на юго?восточный рубеж Империи. Старый клоун тотчас же согласился.
— На юг так на юг. Нам же лучше. Там потеплее?то будет, на побережье… А тебе. Сеамни, надо небось в Бросовые земли, так по этой дороге вернее всего доберешься. Лучше через Пустоземья идти, чем через восточные королевства. Там?то твои уши ох как многим могут не понравиться!..
Агата молчала. Пусть старик говорит все, что взбредет ему в голову. С обретенным Деревянным Мечом она уже не расстанется. Агата смастерила себе кожаную петлю, наглухо заклепав ее на собственном запястье, и все сокрушалась, что нет времени остановиться и сделать настоящую, обшитую той же кожей цепь, чтобы забрать у нее Меч можно было бы, лишь срубив всю кисть.
Сперва фургон тащился по Мельинскому тракту, однако затем Кицум решил свернуть еще круче на восток. Клоун знал такие дороги, о которых забыли, наверное, даже старожилы тех мест.
День сменялся ночью, в двух небольших городках они дали представления. Агата оставалась сидеть в фургоне, неподвижная и безгласная. Поднимающаяся повсюду тревога ее мало волновала. Почти не прикасалась она и к еде, молча мотала головой, несмотря на все уговоры Кицума. Достаточно она давилась хумансовой отравой.
Лошадки бежали бодро, дороги, что отыскивал Кицум, оказывались безопасными, а народ в городках и деревушках — достаточно щедрым.
Так прошла целая неделя. Неделя, за которую на дыбы встала вся Империя. И, наверное, Сеамни Оэктаканн была единственной, кого это ничуть не беспокоило.
***
— Какое убожество! — с отвращением сказал Сидри Дромаронг. — Подумать только, и здесь Каменному Престолу предстоит провозгласить начало такого великого дела!..
— Ты прав, ты прав, почтенный Сидри, — с готовностью согласились два его собеседника.