И даже саранча, при виде которой легионеры с воплями падали ниц, не могла заставить его повернуть голову Он просто поднимал белую перчатку — и стая, словно натолкнувшись на невидимый барьер, валилась в снег мириадами мгновенно усохших трупов.
Это помогало. Первый легион, своими глазами видевший этот фокус, существенно воспрял духом. Впрочем, солдаты Клавдия и так держались молодцами — в манипулах было мало верующих в Спасителя, куда больше — во всемогущую Судьбу, которую не задобрить и не смягчить и которой все равно, кого принимать в объятия смерти — праведника или закоренелого грешника.
На четвертый день пути имперское войско встретило отряд Дану.
***
Фесс сидел верхом — по правую руку от Императора. Перед ними на покрытой неглубоким снегом равнине строилось войско. Легионеры тащились медленно и нехотя; дух войска упал до чрезвычайности, особенно при виде двух громадных страшилищ, чертивших небо высоко над головами солдат.
Однако приказам легионеры пока еще повиновались.
У дальнего края леса видна была горсточка Дану — жалкие полпоры сотни против почти тридцатитысячного имперского войска. Дерзких сметет первый же залп арбалетчиков — если, конечно, на помощь к Дану не придет их прославленный Деревянный Меч.
Впрочем, никакой магии Фесс пока не чувствовал.
Болело сердце. Ныло постоянной, неизбывной болью. Мир, который он успел полюбить, корчился в муках и, похоже, шел к своему неотвратимому концу.
Фесс не ощущал боевой магии, но вот клокочущую ненависть Деревянного Меча и его поистине исполинскую силу угадывал безошибочно. Да, этому Мечу не место в мире, ему вообще нигде не место, он будет разрушать все что угодно, потому что таковым его сотворили. Сам он не виноват.
Мир уходил. А он, Фесс, лишился своего собственного дома, высокомерно почитая войну единственным достойным себя занятием, так и не озаботил сердце иной, чем к себе, любовью. Сейчас он с горечью вспоминал все взгляды, что бросали на него девушки этого мира.., вспоминал даже бесчисленных племянниц Клары Хюммель. Скорее всего в Долину ему больше не попасть. Капкан захлопнулся. Все, что осталось, — постараться оттянуть конец того мира, которому он служил. Вот последнее прибежище для чести.
А впереди стояли готовые к бою Дану. Ничуть не пугаясь мрачно темнеющих прямоугольников имперского строя. Казалось, Дану сами предлагали легионам атаковать.
— Едем, Фесс. Будь настороже. — Император тронул шпорами конские бока. Вольные остались позади.
Два всадника неспешно ехали через заснеженное поле. Отличная мишень для умелых лучников?Дану. Что ж, пусть попробуют.
Они попробовали. Фесс видел, как черными молниями в небо прыгнули десятков пять длинных стрел, как понеслись вверх, описывая длинные дуги.
Ну, это ерунда, с этим наш Искажающий Камешек справится играючи…
Фесс бросил несложное заклятие из разряда скорее фейерверочных, ярмарочных, нежели боевых. Стрелы послушно вспыхнули, едва только долетев до незримого купола, очерченного Фессом над их с Императором головами.
Больше Дану стрелять не стали.
Чем ближе всадники подъезжали к замершему строю, тем сильнее ощущался гнев Деревянного Меча.
Чем ближе всадники подъезжали к замершему строю, тем сильнее ощущался гнев Деревянного Меча. Все растущее на земле, от травинки до могучего дуба, нуждается в воде, а Деревянный Меч нуждался в крови врагов. Она впитается в землю, растворится в ней, но Истинные Деревья Дану отыщут ее, вберут в себя, став от этого лишь сильнее.
Фесс видел сдвинутые брови, искаженные гневом лица — но притом и странно пустые глаза. Дану отдавали свою Силу Деревянному Мечу — и, в свою очередь, получали Силу от него. Несмотря на все свое умение, Фесс не рискнул бы выйти сейчас один на один против даже самого слабого и неумелого из воинов народа Дану.
Император остановил коня в десяти шагах от замершего строя — мечники впереди, стрелки сзади.
— Я хочу говорить с вами, — медленно произнес Император. — Я хочу говорить также с имеющейся среди вас Дану по имени Сеамни Оэктаканн.
Невозмутимость Дану исчезла словно под напором урагана. Их строй заколебался — и Фесс увидел, как воины поспешно расступаются перед невысокой, совсем еще молодой девушкой, в руках которой обманчиво мирно покоился Деревянный Меч.
— О чем хочет говорить со мной Император людей? — Она говорила четко и правильно, без малейшего акцента.
— Об этом не говорят в чистом поле, на ветру и под снегом.
— Я не верю тебе! — отчаянный выкрик, в котором больше ужаса, чем презрения.
— Кто же кому верит в наши поистине последние времена? Фесс, пожалуйста, раскинь шатер.
Несложное заклятье сработало тотчас. Брошенный на снег купол вздулся.
— У меня нет оружия. — Император распахнул плащ. — Ты будешь говорить со мной, не убирая руку с эфеса твоего Иммельсторна. Ты согласна?
Дану яростно возроптали. Фесс слышал отдельные возгласы, которые мог разобрать (язык Дану не числился среди его коньков), — ничего хорошего они не сулили.
Тем не менее девушка медленно вышла из строя. Высокий Дану, судя по всему — вождь, попытался ее остановить:
— Thaide! Csiin!
Сеамни Оэктаканн не ответила. Просто пошла прямо на Императора, нацелив Деревянный Меч ему в грудь.