— Перед Богом и людьми, — поправил Альберт, подходя ближе — ты так всегда говорил.
— Устав орденский не Господом писан, — угрюмо произнес храмовник. — Крепко мы с тобой вляпались, братик.
— Подожди, — сказал Альберт и продолжил торопливо: — подожди, Артур, так же не бывает. Забыл, что профессор сказал? «При соблюдении особых условий»… Условия — это добровольное согласие на обмен и… ну, сам обмен. Нельзя просто заставить чужую душу подвинуться. Этого даже демоны не умеют, а уж хайдук какой?то — тем более. Если Безымянный живой, Зако не сможет перейти в его тело. Ну сам подумай, неужели профессор этого не понимает?
— Никто никогда не принуждал демонов вселяться в чужое тело, — задумчиво кивнул Артур, — а от Безымянного ожидают именно принуждения. Сначала он возьмет за уши эту Тори и вытрясет из нее душу Зако. Ладно, допустим, тот и сам не против. Но потом Безымянный должен вытряхнуть из тела Зако душу Тори. Поменять. Вот скажи мне, умный мой братик, разве такое возможно?
— А ведь и правда… У профессора оно как?то гладко выходило. Тело мертвое, пустое, душа — туда, душа — сюда. Пустота стремится быть заполненной… Дурь какая?то получается. Слушай, — Альберт заглянул брату в лицо, — давай откажемся, а? Ты ведь людей не убиваешь, это все знают. А Тори мы как?нибудь по?другому отыщем.
— Не отыскать его по?другому, — послышался со стороны крыльца голос Безымянного, — быстро не отыскать. А он с каждым днем силу набирает.
Спрыгнув со ступенек, менестрель пошел к братьям:
— Когда Тори в новом теле освоится, он страшных дел натворит. Вы с ним, может, и справитесь, но куда большей кровью, чем если его сейчас поймать.
— Хоть ты не трынди, — досадливо бросил Артур. — Еще один на нашу голову! Скажи лучше, с каких хренов ты вдруг от собственной души отказался? Тоже нездешний?
— Здешний, — по сравнению с рыцарем очень маленький и хрупкий, Безымянный смотрел в землю, — я здешний. И я не отказывался. Просто Господь дал мне душу, умеющую раскрываться. Брать и отдавать. Любой музыкант должен уметь это, любой поэт или художник… У кого?то получается лучше, у кого?то хуже. Ты прав, Артур, это как золото из огненного жерла. Раскаленное, драгоценное… Чистое.
— Как это — брать, — вмешался Альберт, — ты вампир, что ли, энергетический?
— Менестрель он, — сказал, как выругался, Артур, — смотрит вокруг, слушает, носом чует — берет, значит. А потом стихи складывает и музыку — отдает, получается.
А потом стихи складывает и музыку — отдает, получается. Все они так говорят. М?мать! — Он зло уставился на Безымянного. — Так вот оно где! Ты же певец с искрой божьей. Ты брать умеешь. И отдавать. Хотят того или нет. Вот ведь ересь?то, прости господи, и как у меня язык поворачивается!
Альберту показалось, что старший сейчас как следует встряхнет менестреля за шиворот или, того хуже, даст в лоб и выбьет последние мозги. Но Артур лишь несколько раз сжал и разжал кулаки.
— Зачем ты согласился? — скучно спросил он, глядя поверх макушки Безымянного.
— А ты? — ответил тот вопросом, посмотрел на Альберта. — И ты тоже?
— Дурак, — сказал Артур почти ласково, — твое дело песни петь.
— А твое — молиться. А его, — Безымянный вновь кивнул на Альберта, — учиться. Но ты убиваешь чудовищ, и твой брат помогает тебе, и если среди людей появляется демон, вы сами не оставляете себе выбора. Это жертва. Может быть, это цена, цена за божий дар… плата…
— За подарок, — буркнул Артур, — сам?то понял, что сказал? Герой. Почему ты себя мертвым назвал?
— Это профессор, — рассеянно ответил менестрель, на глазах погружаясь куда?то в собственные мысли, — сказал, так лучше будет. Легче. Я… боялся. — Он встряхнулся, огляделся диковато. — Господи милосердный, прости меня грешника, я же… Артур, он сказал, будет лучше, если я буду мертвый. Как мертвый. Если душа уснет. И я согласился. — Вновь дикий взгляд. Мазнул по Альберту. Зацепился за Артура. — Мой дар, мои песни, моя… гитара моя… Мне нужно. Сейчас.
— У ведьмы этой, зеленой, у нее есть гитара, — напомнил Артур с чуть брезгливым сочувствием, — иди и принеси ее.
— К Ирме? Сейчас?
— Выполняй! — рявкнул Артур так, что даже Альберту захотелось сорваться с места и помчаться к Ирме за инструментом. А Безымянного так просто сдуло.
— Братец, — осторожно окликнул маг, — ты уверен?
— В чем? — Глаза старшего казались темными, и в темноте этой все ярче разгоралось синее пламя.
— Ни в чем, — поспешно ответил Альберт, — все в порядке. Это я так. Ну просто. Артур, вернись немедленно!
— Что? — Синие сполохи постепенно угасали. -…«Другой» явился?
— Уже ушел, — Альберт легонько сжал локоть брата, — все хорошо.
Эх, старший?старший. Трудно это, наверное, быть святым.
Безымянный вылетел на крыльцо весь какой?то встрепанный, нервный. Яркий румянец на скулах виден был даже в сумерках. Ирма, похоже, не обрадовалась тому, что ее побеспокоили посреди ночи.
Но гитару она дала. И сейчас Безымянный осторожно поглаживал инструмент, прижимая его к груди.
Гитара вздохнула чуть слышно, очень?очень чисто и жалобно. Потом улыбнулась так же неуверенно, как только что улыбался Альберт, и маг поспешно сжал губы. А гитара рассыпалась искрами звезд, ярких звезд, что медленно гасли в глазах Артура.