Но испарилось, будто спирт,
Почтение к сединам.
Не виден божий замысел
Сквозь согнутые спины.
У нас земля различная,
Но Небеса едины.
За пазухой у Господа
На всех довольно мест,
И ты несешь, как крест,
Гностический арест…
«Твой Бог — твоя алхимия.
..» Артур помотал головой. Песня была древней, написанной задолго до Дня Гнева. И где только Галеш раскапывает этакие диковины? Насчет различной земли и единого Неба сказано хорошо, даже поверить хочется. И ведь верил, пока не вспомнил, чего сам митрополиту наговорил.
Не в Царство Божие ведет старший Пастырь своих овец.
А куда?
И можно ли верить себе, бросая подобные обвинения главе епископской церкви?
Себе или «другому»? Никакой мистики в этих приступах, конечно, нет. Сэр Герман объяснил их давным?давно, еще сто лет назад. Не справляются мозги Артура с нагрузкой: память?то у него и вправду эйдетическая, а голова обычная — рыцарская. И в какой?то момент что?то там, в голове, перестает работать. Сознание отключается. Способность же к анализу какая ни есть, а остается. Вот и рождаются «пророчества».
И сбываются, ясен день. Почему бы им не сбываться, если выводы делаются на основании множества вполне достоверных фактов? Но вот каких фактов?! Кто бы умный объяснил, чем не понравились Артуру столичные храмы?
И кто бы помог увериться в собственной правоте!
Тогда скажи, познавший все ?
И видимость, и свойства:
Достоин ли сей мир того,
Чтоб знать его устройство?
Ведь даже разум обречен
На жажду превосходства,
И тягой к Откровению
Mостили Аду путь.
Вместо двух разных дорог, ведущих к одной цели, есть теперь два пути в два разных, очень разных места. Который путь верен? Откуда взялась еретическая убежденность в том, что магия угодна Господу? Разум напоминает, что главный над колдунами и, кстати, предсказателями — тот, кого называют Отцом Лжи. Разум твердит, что схимник?митрополит ближе к Небу, чем рыцарь, на руках которого кровь, и сердце которого равно тяготеет к мирам горнему и дольнему. Разум заставляет задуматься о том, что, пока Артур не появился в Долине, здесь убивали магов, считая их нечистыми. И о том, что Флейтист неспроста сразу проникся к крестоносному рыцарю странным расположением. И об Альберте… точнее, о собственной уверенности в том, что колдуны могут быть спасены.
И снова всплывало в памяти страшное слово «еретик».
«Ересь у вас там была страшная», — обмолвился когда?то сэр Герман, имея в виду монастырь на Ледяном перевале. Давно это было. Артур не понял тогда. Потом, когда начал разбираться в местных обычаях, осознал с изумлением, что Сила отца Лучана, как он ее помнил, Силой вовсе не была. Магом был приор. Еретиком. Отступником. Пусть даже сам и не подозревал об этом.
А ведь именно отец Лучан крестил Артура. И он же когда?то посвятил его в рыцари пред ликом Богородицы, вверил Ее милости, не очень?то надеясь на милосердие Господа. И правда, разве мало у Бога дел, чтобы замечать еще и умирающих младенцев?
— Ты не храмовник, — говорил приор, — ты рыцарь Пречистой Девы. Помни об этом всегда, сын мой, но никогда и никому не рассказывай.
Еретик. Колдун. С какой же Силой связал он душу Артура? Чьим благословением освящена сталь Миротворца? Чья рука простерта над рыцарем Пречистой Девы?
Господи, где искать ответ?
А если найдется он, верить ли?
* * *
— О чем задумался, рыцарь? — мягко поинтересовалась Ирма. — Ты позволишь мне нарушить твое уединение?
Артур пожал плечами. Такая, как нынче вечером, Ирма нравилась ему куда больше, чем в своей обычной маске взбалмошной и недалекой стервы. Такой она бывала наедине с ним, и будь хоть капельку настроения, Артур с удовольствием включился бы в игру, но… не до Ирмы сегодня. Хочет строить из себя герцогиню — милости просим к Варгу. Где он, кстати? Ага, вон, глазищами сверкает, зубы скалит, не то смеется, не то укусить хочет. А и то. Не только Ирма за Варга замуж собралась, Варг тоже на Ирме жениться хочет, так что ни к чему почти невесте на глазах у почти жениха с почти незнакомым рыцарем любезничать.
Ведьма проследила взгляд Артура, улыбнулась и поманила пальчиком Галеша.
— Принеси мою гитару.
Дожидаясь, пока просьба будет исполнена, она устроилась напротив Артура на низком пуфе, расправила шелестящий шелк юбок. Уже не герцогиня, сейчас вот — точно куртизанка, дорогая, красивая, и… куда только подевались мрачные мысли?.. Как немного все?таки нужно, чтобы вернуться в суетный мир.
Ирма, задумчиво склонив голову, подтянула колки. Опустила ресницы. И запела.
Грустно, но грусть ее была кошачьей, хитрой и чуть настороженной.
Герцог, я ваша сегодня, сейчас и теперь,
Hо навеки я вам не могу обещаться,
И вы уж меня поймите.
Я не шучу, мой герцог, я вся у вас на ладони.
Возьмите мою душу и тело мое возьмите.
Песня сложена была когда?то давно, для одного из первых герцогов. Трудно предположить, что пришли незамысловатые стихи из той немыслимой древности, когда титулованных особ было в мире, как нерезаных собак. Однако сговорились они сегодня, что ли, старые песни вспоминать?
Забудьте о битвах и распрях,
— журчал спокойно, задумчиво так, голос ведьмы, —
снимите одежды траур.