— Чернецы, значит… — Командор вздохнул. — Я подозревал, что ты умнее, чем выглядишь. Был бы дурак, давно бы убили. Ну, как пожелаешь, благородный сэр, пусть будут чернецы. — Отхлебнув вина, он откинулся на спинку кресла. — Кстати, что ты сам о них скажешь? Хорошие люди?
— Я же ничего не знаю, — дипломатично ответил Ар?тур, — да и вообще, не мне судить.
— А ты не суди. Мне твои ощущения интересны. М?м?
— Ну… монахи. Не знаю… лишние они на заставах.
— Угу. — Сэр Герман задумался, потом сообщил: — Много я рассказать не могу, набросаю лишь картинку. Понимаешь почему?
— Чтобы я сам подумал.
— Именно. Взгляд у тебя не замылен, и выводы делать ты умеешь. Разберешься сам, поможешь разобраться и мне тоже. Согласен?
— Согласен, — Артур вздохнул, — ладно, рассказывайте.
— Ну что ж. Году в двести четырнадцатом от Дня Гнева, или в две тысячи двести пятнадцатом от Рождества Христова, короче, двадцать лет назад, тогдашний митрополит возжелал, чтобы у церкви появились свои бойцы. Орден Пастырей — воители с Диаволом за души человеческие. Сказал — сделал. Причем на удивление быстро. На данный момент боевиков во славу Божию шесть тысяч человек, разбросанных также, как мы, по всей Единой Земле. Определить их цели и задачи затруднительно. Я бы сказал, что пастыри суют свой нос во все. Просят их об этом или не просят — они вмешиваются. В стычки с эльфами, в охоту на колдунов, в ловлю преступников… в управление герцогством. Его Высочество с некоторых пор прислушивается к их советам. Странные это люди, Арчи, — командор грел кубок в ладонях, — их считают святыми. И, знаешь, иногда я задумываюсь: а вдруг и вправду?
— Они творят чудеса? — спросил Артур, пропустив «Арчи» мимо ушей. Сэр Герман называл его так раньше, называет сейчас. Сэру Герману можно. — Если да, то…
— Может быть, это и чудеса. — Командор покачал головой. — Как ты верно заметил: судить не нам. Но плоть они усмиряют, аж страшно делается. Не моются. Совсем. Вода, мол, есть драгоценность, важнейшая из всех, и грешно расходовать ее на ублажение плоти. Пить — это пожалуйста: поддержание жизни в бренном теле угодно Господу. А мыться — уж лучше ближнего убить. Целибат вот блюдут и фугах призывают.
— У нас тоже целибат.
— У нас жениться нельзя, — уточнил сэр Герман, — да и то лишь в том случае, если до пострига не успел. Пообещав свою верность Богу, ты уже не можешь ничего обещать женщине, и один мой знакомый юноша вовсю этим пользуется.
Пообещав свою верность Богу, ты уже не можешь ничего обещать женщине, и один мой знакомый юноша вовсю этим пользуется. А у них, Арчи, целибат. Настоящий. Они вообще не знаются с женщинами, — командор улыбнулся, — и за тридцать лет не было ни одного нарушения.
— А дети как же? — с недоумением спросил Артур.
— А никак, — сэр Герман пожал плечами.
— Так какие же они святые? Они грешники! — Артур понял, что запутался окончательно, и помотал головой. — Это же смертный грех. Тот, кто избегает женщин, перечит Божьей воле.
— Ты вряд ли поймешь. Точно так же как они никогда не поймут тебя. Ты говоришь, что Господь дал нам тело для радости. А они считают, что плоть — это тюрьма души. Усмирение плоти, ограничение себя во всем, кроме самого необходимого, — это их путь к святости.
— Я не понимаю. Они хотят прожить и умереть, не оставив детей?
— Нет, — вздохнул сэр Герман, — они хотят прожить без греха. Не понимаешь? Артур, да ты закоснел в предрассудках.
— Может быть. — Юноша кивнул. — Вы попробуйте объяснить.
— Попробую. — Командор помолчал, собираясь с мыслями. Потом поднял палец: — Плотская любовь, не освященная венчанием, — это грех, согласен?
— Для мирян — да. А для тех, кто не может жениться, — нет.
— Вот и объясняй тебе! — досадливо поморщился старый рыцарь. — Ты у нас по определению безгрешен, поди втемяшь тебе, что другие могут думать иначе.
— Да я знаю, что могут, — поспешно заверил его Артур, — могут, и думают, просто не пойму, зачем они живут, если ничего после себя не оставят.
— Славу добрую оставят! — рявкнул командор.
— И все?!
— М?да, — только и сказал сэр Герман. Очень внимательно посмотрел на Артура, вздохнул и повторил печально: — М?да. В этом ты определенно кому угодно фору дашь. И касательно детей тоже. Да, кстати, имей в виду, что в Единой Земле чуть не каждый пятый мнит себя твоим потомком. Реально же детей было восемь. Пятеро — мальчики.
Артур пожал плечами, скорчил легкую гримасу:
— Теперь?то не все равно?
— Я присматривал за ними. — Командор сделал глоток И уставился в свой кубок. — За девочками мы дали хорошее приданое, и, кстати, они все трое вышли замуж за воевод. Кровь не водица, что тут скажешь. Мальчишек, как и следовало ожидать, родители попытались отдать в орден.
— И? — Лицо Артура осталось спокойным, но в голосе зазвенело такое нетерпеливое ожидание, что сэр Герман не удержал улыбки.
— И все были приняты, — ответил он, — поверь мне, поблажек для них не делалось. Мы к тому времени уже утратили и славу, и ореол таинственности, но кандидатов все равно отбирали придирчиво. Несколько твоих правнуков служат сейчас в Недремлющих. Несколько, разумеется, здесь. Не в Сегеде — в Эрде. В Развалинах неладно, приходится держать поблизости монастырь. Ты хочешь знать, кто они и где?