За правым, потому что за левым обычно — Альберт.
Альберт… И его тоже не спасти. Это, видимо, судьба: братья вдвоем явились в Единую Землю, вдвоем творили свои смертельные чудеса, вдвоем и уйдут. Такова жизнь, Мастиф: терять, так обоих. Лекари разводят руками: сами маги, они не знают, как лечить этого мальчика, который даже сейчас сильнее, чем весь собравшийся в лазарете консилиум. Если бы еще он мог лечить себя сам! Но на это не способен никто. И он не подпускает к себе. Возможно, проблему удалось бы решить, вернув Альберта обратно в катакомбы под собором — храмы столицы с некоторых пор подавляют магию, — но как прикажете его туда доставить, если малыш, едва оказавшись в лазарете, развесил вокруг себя поля такой мощности, что не только к нему — к дверям палаты не подойти.
Господи, за что?!
Не будет ответа. Небеса и раньше?то не снисходили до того, чтобы давать разъяснения, а теперь, когда душа — нелепо, глупо — отдана в обмен на проклятый Меч, Творец окончательно отвернулся от тебя, сэр Герман. Зато ты получил бессмертие. И знание. Иного рода, чем то, что приходит от Господа, но верное.
Горькое.
Настоящее. Как раз такое знание, которое порождает скорбь.
Ты увидел тень в глазах Миротворца. Черную тень черного клинка. Ты разглядел врага под личиной друга. И можешь утешиться тем, что Господь отвернулся не только от тебя, глупый полукровка, возомнивший себя человеком, — от Артура Господь отвернулся тоже. Давно. Если Тори права, это случилось еще тогда, сто лет назад, в день, когда братья смешали кровь, чтобы победить Зло.
Стоило отдать свою душу, чтобы увидеть, как гибнет чужая?
Нет. Но для спасения мира, твоего мира, сэр командор, этой трогательной «мозаики разных эпох», не жаль души.
Ни своей, ни чужой.
Артур должен умереть. И он умрет, и очень хочется верить, что все случится само. Что каменная плита, на которой огненными буквами вычерчено «смирение и милосердие», упадет с души Миротворца, и вырвется на волю кипящая под камнем лава. Ведь он так молод, Рыцарь Пречистой Девы, он должен, просто обязан, поддавшись чувствам, ошибиться. И умереть. Раньше, чем умрет весь мир.
* * *
Артур же, несмотря на мрачные надежды сэра Германа, не собирался отдавать душу ни Богу, ни дьяволу, ни кому другому, хотя претендентов в последние дни появилось предостаточно. Он даже и не знал, что ему полагается лежать и тихонько помирать или хотя бы просто болеть. Он терпеливо позволил лекарям — не магам, конечно же, куда там магам Артура Северного лечить, — обычным лекарям позволил осмотреть себя, перевязать, помазать какой?то дрянью. А когда терпение кончилось — довольно быстро оно, надо заметить, кончилось, — послал всех, по обыкновению матерно, и сбежал из лазарета.
Почти сбежал.
Ну, то есть, практически не сбежал.
Собственно, сразу на выходе из кельи столкнулся с сэром Германом и под тяжелым взглядом командора вполз обратно.
— Ты себя в зеркало видел? — поинтересовался сэр Герман.
— Когда брился, — сказал Артур.
— И как?
— А как? Ну, синяки.
— Синяки? — нехорошим тоном переспросил командор. — Пять ребер сломано, от легких одни воспоминания, про почки я не говорю — это классика, шкура клочками…
— Альберт где? — перебил Артур.
Все?таки сэр Герман хоть и умный, и старый, а простых вещей иной раз понять не может. Пречистая ведь не сердится за два убийства, она сначала расстроилась, конечно, но сочла пребывание своего рыцаря в подвалах собора достаточной епитимьей, и теперь уже все в порядке.
Да. И золотой решетки нет больше.
Сломалась решетка, там, в катакомбах, и сломалась.
— Все в порядке, — для убедительности повторил Артур вслух, — синяки остались Завтра пройдут. Где младший? Где Миротворец? Где митрополит?!
— Владыку Адама пришлось отпустить, — неохотно сообщил командор, — это лучший выход…
* * *
Он что?то объяснял еще. Артур не слушал. Собственно, он и не рассчитывал, что сэр Герман прикажет убить митрополита. Сэру Герману убивать Его Высокопреосвященство не за что и незачем. И Артуру, кстати, тоже. Убивать нельзя. Даже за младшего.
Каким?то образом противостояние Храм — Церковь стало личным делом Артура Северного и владыки Адама. Нельзя было отпускать митрополита. И не отпустить было нельзя. И Артур не знал, что же нужно было сделать. Пока не знал.
* * *
А младший расставил поля, развесил глухие защитные пологи — не подступись к нему, и решил, значит, в таком виде помереть, но врагу не сдаться. Вот уж, ничего не скажешь, выбрал время и место. Нет чтобы в катакомбах о магии вспомнить. Впрочем, в катакомбах оба хороши были. Что маг, что рыцарь — на загляденье.
— Невозможно, будучи в бессознательном состоянии, поддерживать столь сложную систему защит, — бормотал где?то под локтем Артура лысый мажонок из разрешенных. — Я полагаю, сэр Артур, мы имеем дело с автономно работающим артефактом, и…
То ли кафедрой он в школе мажьей заведует, то ли еще какая шишка. Бугор на ровном месте.
Артуру поля, разумеется, помехой не были.
Младший обиделся. Золотая решетка сломалась. А магия, кроме этой, как бишь ее… когда энергия в материю… словом, не действует магия на сэра Артура Северного. Теперь уже никакая не действует, даже та, которую Альберт плетет.