— Ты?то откуда?
— Да боже мой, Артур, чтобы этого не понять, нужно быть слепым. Альберт боялся, что ты не вернешься до темноты. — Галеш покачал головой. — Артур, я не знаю тонкостей, но ты должен был быть здесь. Как тогда, в Цитадели Павших. Там мы ведь все видели: Альберт спал как убитый, а ты над ним молился. Варг еще удивлялся, чудеса — рыцарь за мага молится. Да такой маг, как Альберт, десять таких рыцарей одной ладонью прихлопнуть может. Куда ему эти молитвы? И вчера тоже. Главным Зако был — его очередь, но меня?то он слышит, и я ему сказал, я сказал: ты, Золотой Витязь, на мальчиков сердит очень, но сегодня, будь добр, гнев свой придержи. Он мне говорит: почему это? А я… — музыкант виновато вздохнул и потупился, — я ему сказал, что нынче ночью Альберта обидеть очень легко и кто знает, к чему это приведет. А Зако… пока он во мне, он может, как я. В душу чужую заглянуть может. И сделать там может все, что захочет.
— Просто словами? — Артур смотрел поверх головы музыканта.
— Просто словами, — подтвердил Галеш.
— Просто словами? — Артур смотрел поверх головы музыканта.
— Просто словами, — подтвердил Галеш. — Извини меня, пожалуйста.
Артур отмахнулся. Винить Галеша было не в чем. Ему бы язык укоротить, чтоб не болтал, о чем не просят, но какой из него тогда будет менестрель?
— Альберт вчера…
— Я знаю, — закивал музыкант, — я слышал, о чем ему Зако зудел. Артур, это пройдет, это, наверное, уже прошло. Эти мысли — они для твоего брата чужие, чуждые, и если бы вчерашняя ночь не была особенной, так и вовсе ничего не случилось бы. Он же умный очень. — Галеш странно улыбнулся. — Пожалуй, даже слишком умный. И никого, кроме тебя, не любит. А я смотрю на вас и удивляюсь: как хотя бы эта любовь в нем прижилась, каким чудом разум потеснился, место ей уступив… ой… извини.
— Трепло ты, Галеш, — недовольно сказал Артур.
— Останавливаться я не умею. Знаешь что, пожалуй, я больше Зако не выпущу. — Менестрель помолчал, как будто слушая, как последние слова гаснут в воздухе и спокойно подтвердил: — Да. Не выпущу. Он хочет убить тебя.
— За что?!
— За то, что ты его прадед. Опять не то говорю, правда? Еще одну гадость напоследок, хорошо, Артур? Когда вы вернете Зако тело, тебе придется выбирать, кого убить первым: меня или его.
— Договорись с Тори. Сможешь?
— Наверное. Спасибо, Артур.
— Иди! — обронил рыцарь. — Вчерашний вечер я тебе еще припомню.
А после полудня вчерашний вечер даже как?то и забылся.
Зазвонил колокол, собирая храмовников на молитву девятого часа, которую следовало повторять в середине дня, и Артур, попрощавшись с отцом Михаилом, священником Стопольского прихода, отправился в часовню ордена.
Отец Михаил был болен. Умудрился простыть посреди жаркого лета. Не то молока холодного выпил, не то в погреб спустился, не остыв после работы на солнышке, ерунда какая?то, в общем. Но ерунда или нет, а разболелся стопольский батюшка серьезно, третий день уже лежал в постели. Гостя принять встал, конечно. Сел, точнее. Сидел он, пока они с Артуром беседовали…
Не в этом дело.
Стоя в глубине часовни — он терпеть не мог молиться на коленях, когда рядом был еще хоть кто?нибудь, — Артур вспоминал деревни и городки, мимо которых проезжали, следуя в Стополье. Мимо?то мимо, но на утреню или Обедню в церковь заглядывали обязательно. В смысле, Артур с Галешем — в церковь, а младший с Зако — перекусить чем бог пошлет в трактире, пока славный рыцарь этому Богу молится.
Болел не только отец Михаил.
Еще шестеро священников маялись: кто животом, кто вот так же, простудой нежданной, у кого?то кости ныли, как раны к непогоде, да мало ли бывает всяких болячек.
Шестеро. Здесь, в Стополье, — седьмой.
Он оказался гостеприимен, страждущий батюшка, преемник почившего семь лет назад отца Димитрия.
Вообще, чем дальше от столицы, тем лучше относятся к ордену Храма даже служители епископской церкви. Пастыри?то сюда еще не добрались, от чудовищ защищать некому.
Да, батюшка оказался гостеприимен, но Артуру в его деле ничем помочь не смог. Двадцать два года назад, когда крестился Зако, отец Михаил еще и не помышлял о службе Господу, бегая вместе с другими пацанами по пыльным улицам Тырнова. Впрочем, он высказал кое?какие предположения по поводу «чужого мальчика». Не только в орден Храма детей отдавали с младенчества — многие епископские монастыри набирали маленьких послушников, и последнее время родители все охотнее обрекали собственных чад на монашескую жизнь.
— Двадцать и более лет назад это, конечно, не было повсеместной традицией, — говорил отец Михаил, потягивая горячий травяной отвар, — но отпрыски знатных родов, те, кому не суждено наследовать за отцом или сделать военную карьеру, испокон веку служат церкви.
Если, конечно, не находят у них способностей к магии. Возможно, мальчик, о котором вы говорите, был как раз из таких.
Возможно.
Смотритель колодца в Лыни больше даже, чем Чопичева хозяйка, польщенный визитом «благородного рыцаря» (вот интересно: чем не устраивает здешних жителей повсеместно принятое обращение «сэр»?), «чужого мальчика» вспомнил без напоминаний. Прищурился хитро: