— Охальник!
За оградой он поставил младшего на ноги. Получил пинок под коленку, после чего было заключено перемирие.
Перед церковной оградой Альберт, правда, замялся: одно дело бродить рядом с орденскими храмами и совсем другое — соваться в храм епископский. Но еще один день в праздности обещал еще одну ночь с плохими снами.
Старший, конечно, будет бодрствовать столько, сколько понадобится, молитвами защищая мажью душеньку, но вообще?то Артуру тоже спать надо.
А внутри церкви оказалось не так уж страшно. И в подвале тоже. Сухо, тепло, ящики с бумагами. И даже, как выяснилось, бумаги эти хранились в относительном порядке, так что не пришлось, вопреки ожиданиям старшего, пролистывать и просматривать каждый листок, отделяя хозяйственные записи от дневников и писем.
Вот в дневники?то Альберт и вцепился. Выслушал терпеливо, как Артур шепотом призывает помощь Святого Духа на доброе дело, и, едва закончилась молитва, полез в бумаги. Интересно же, чем живут?дышат епископские священники. Правда, что они через одного сумасшедшие фанатики, или все?таки есть и в них что?то человеческое?
Довольно долго оба молчали, читая каждый свое. Маг — дневники, рыцарь — переписку. Альберт листал страницы не спеша, вдумчиво, с удовольствием. Отец Димитрий вел дневник еще со времен духовного училища, и было ужасно интересно следить за перипетиями жизни человека, решившего посвятить себя Богу.
Вот если бы, скажем, Артур или сам Альберт взялись описывать все. что с ними происходит, чтение вышло бы скучным. Ни тому, ни другому решать ничего и никогда не приходилось Ни решать, ни выбирать. За старшего решал Бог, ну или там отец Лучан его драгоценный, потом — сэр Герман.
За Альберта… пока что — старший.
— Слушай, — толкнул маг брата под ребра, — как думаешь, заметит кто?нибудь, если я это заберу?
— Не заметят, — рассеянно ответил Артур, — но ты не заберешь.
— Почему это?
Вот. К вопросу о том, кто и за кого решает.
— Чужое.
— Ну, Арчи, кому это здесь нужно?
— Пустили дитятко к конфетам. — Артур вздохнул. — Тебе?то оно зачем?
— Интересно.
— Что там интересного?
— Долго объяснять.
— Ладно, — кивнул старший и вернулся к письмам, — я скажу отцу Михаилу.
— Да зачем?
— Отзынь.
Слово в лексиконе благородного рыцаря было новым. Альберт задумался, где Артур мог его подцепить, покатал звучание на языке. Понравилось. Если только это не ругательство. Со старшим никогда не поймешь: то он молится вслух, то бранится. Повторишь что?нибудь, вроде приличное, оказывается — ругательство. Захочешь выругаться по?заковыристей, а это аллюр конский или от доспеха деталь.
— ..! — сказал Артур.
Это уж точно было ругательством. Да еще каким! Такое даже от Арчи доводилось слышать нечасто. Старший, правда, тут же вспомнил, где находится, и покаянно попросил:
— Господи, прости меня, грешного.
— Что там? — Альберт отложил дневник и сунулся в бумаги брата. — Нашел, что искал?
— Брат Адам. В миру — Сватоплук Элиато. — Рыцарь порывисто поднялся и туда?сюда прошелся по хранилищу. Альберт прижал к столу взметнувшиеся от движения воздуха бумаги и спросил:
— Ну и что?
— Сколько я тебе говорю: генеалогические древа высших семей Долины…
— … Надо знать наизусть и уметь перечислить с любого места в любую сторону, — скучно закончил маг. — Сколько?сколько, сто лет уже, говоришь? Элиато — герцогская фамилия, это я и так знаю. Сватоплук Элиато, ну, из детишек кто?то. И что?
— Сватоплуком звали в миру сына герцога Мирчо от старшей жены.
— Это митрополита, что ли?
— Умница.
— Ну и что?
Артур словно и не понял, что над ним издеваются. Дошел до стеночки, прислонился спиной к стеллажам и сообщил с глубокой печалью в голосе:
— Я его боюсь.
— Да ну, — не поверил Альберт, — на тебя из?за него накатило однажды, вот ты и… нервничаешь.
— Я его боюсь, — повторил Артур. — И Симеон Чопич, мой внук — та самая, кстати, прямая линия, о которой столько болтают, — так вот, Симеон Чопич тоже боялся отца Адама. И Зако, мой правнук, остался некрещеным, потому что душа его не приняла Таинства…
— Зако — твой правнук? Что, правда?! Нет, Артур, ты не шутишь?!
— Милый мой братик, — противным голосом сказал рыцарь, — сам Зако заявлял это неоднократно, и почему?то эти заявления не вызывали у тебя столь бурного проявления чувств.
— Если всем верить, знаешь ли, так ты сам собственным правнуком выходишь. И что там митрополит?
— Пока еще не митрополит — просто монашествующий священник. Отец Димитрий в своем письме епископу Доростольскому отмечает, что отец Адам, без сомнения, заслужит великую славу как проповедник во имя Божие… Он и заслужил… всем бы такую. А еще отец Димитрий, подверженный суевериям, мать их… прости Господи… не меньше, чем здешние крестьяне, просит Его Преосвященство обратить внимание на слова некоего Симеона Чопича, прямого потомка, ну и так далее… Внучек мой, надо сказать, ругаться был горазд — мне учиться еще и учиться. Он отца Адама без обиняков назвал антихристом, причем, похоже, был вполне серьезен.
Он отца Адама без обиняков назвал антихристом, причем, похоже, был вполне серьезен. А через несколько дней — после возвращения нашего монаха в обитель — Симеон Чопич погиб. Знаешь как?
— Ну? — Про дневник отца Димитрия Альберт просто забыл, какой дневник, когда тут такие страсти!