— Говорят, «неважно, какие дороги мы выбираем»,- сказал Вадим.- Милая, ты ж всегда разрывалась между симпатией и службой. Слава богу, наконец удалось это совместить.
— Видишь ли, Вадичек,- заговорил хозяин,- помимо официальной иерархии у нас имеются неформальные связи, кои сплачивают куда сильней.
— Гарем, что ли? Или группешник?
— Почитаемый тобою Хайнлайн называл это «цепочкой», мы же — Семьей. Именно так, с большой буквы. Где еще могло прижиться такое, как не среди творцов? Партнерами мы готовы делиться, из потомства культа не делаем. Нам есть чем обессмертить себя, кроме как детьми. Другое дело, не всем это удается,- так ведь и дети не всегда радуют?
— Что характерно,- сменил тему Вадим,- существует Студия, которая обслуживает Крепость, а большинство прочих ублажает ваша церковь, благо и на нее хватает творцов. И сходства между Студией и церковью куда больше, ибо строятся на общих принципах и служат похожим целям. В стороне остались немногие одиночки — так, может, лишь они действительно свободны?
— Намекаешь на себя? — неприязненно спросил Калуф.
— На себя тоже — почему нет? Но есть и другие. Некоторые даже появляются тут, поддакивают заправилам. Потом возвращаются к себе и принимаются творить, забывая про здешнюю суету. Плевать им на ваши игры, они витают в иных сферах!
— В высших, хочешь сказать?
— Хочу,- снова согласился Вадим.- А у тебя найдутся повыше?
Аббат повздыхал сокрушенно, косясь на молчащую Кэт, затем сказал:
— Боже, как я устал! Ведь затевалось все ради Творчества — в этом был смысл! А сейчас что? Зачем?то учредили при церкви Суды, проверяющие творения на истинность,- это что: цензура или, того пуще, инквизиция?
— А ты вроде ни при чем, да?
— Что я могу! И кто вообще с этим справится? Сколько ни пытаемся строить храм, каждый раз выходит — тюрьма.
— Ну да, «хотели как лучше, а получилось как всегда»,- хмыкнул Вадим,- Классика!
— А чего стоят доминеканес? — продолжал жаловаться Калуф.- А служба охраны? Уже и не поймешь, кто тут кому подчинен,- всё расползается!
— Плохо быть правителем добрым и слабым, верно? Уважают силу, на крайний случай — жестокость.
— А знаешь, как «школьники» кличут своего генерала? «Черным папой», никак не меньше. Понятно, под кого роют?
— «Черные папы», «серые кардиналы»,- Вадим философски пожал плечами.- Такова партийная жизнь!
— Но иногда нам удаются странные вещи,- сказал Калуф.- Не веришь?
— Вот такие? — спросил Вадим, движением пальцев гоняя по столу пластмассовый шарик — не касаясь.- Еще я умею насылать болезни — только зачем? Лечить тоже могу.
— С огнем ведь играем,- ежась, заметил аббат.- Не дай бог, выпустим джинна!
— Так пригласите спецов, владеющих методой. Уж они собаку съели на исследованиях. А сами вы точно дров наломаете.
— Где нынче возьмешь их, собакоедов? — посетовал Калуф.- Перевелись умельцы. В Крепости такие не выживают и частникам не нужны.
— При желании сыщутся. А насчет «огня»… Если твои построения верны и ваше «священство» действительно что?то стоит, то ведь ты, Калуфчик, сидишь на сундуке с сокровищем либо на бочке с порохом — выбирай, что нравится.
А насчет «огня»… Если твои построения верны и ваше «священство» действительно что?то стоит, то ведь ты, Калуфчик, сидишь на сундуке с сокровищем либо на бочке с порохом — выбирай, что нравится. Дело даже не в стихии, коя может пробудиться от ваших упражнений, а в тех мерзавцах, которые поспешат наложить на нее лапы. Большая власть, как и большие деньги, чревата опасностью — или забыл? Может, вас просто пасут до времени, а стоит проклюнуться результату…
— Господи! — Калуф шарахнулся от узкой тени, скользнувшей к ним из затемненного угла.- Кто здесь?
— Хотел взглянуть на мой «самовар»? — спокойно откликнулся Вадим.- Знакомься — Эва!
Конечно, он почувствовал подружку сразу, только она возникла в комнате, и не удивился: наверняка ведьма знала тут все ходы, включая самые тайные. Приблизясь, Эва откинула с головы капюшон, затем уронила на локти весь плащ, представ в том же легкомысленном платьице, и без церемоний уселась Вадиму на колени. От одного этого у него вздыбились волоски по всему телу, а каждую выпуклость ее упругого зада Вадим ощущал, будто оба были голыми. Однако виду постарался не подать.
— Одно могу сказать,- продолжил он ровным голосом,- чем дальше в это погружаешься, тем важнее блюсти себя. Мораль — вовсе не абстракция, как думают многие, она укореняет творцов в этом мире.
— А много тебе встречалось людей, по?настоящему чистых? — возразил Калуф.- Хоть кому?нибудь доверяешь на все сто?
— Ты знаешь — да! И мне кое?кто верит без оглядки. Дураки, видимо?
— Ну конечно! — хмыкнул аббат.- Ты являешься словно из другого, придуманного кем?то мира, где мужчины, как один, герои, а женщины прекрасны, точно богини. Где не перевелись мудрецы и святые, а если злодей, то уж такого размаха, что кучки дерьма, вознесенные у нас по недоразумению, от зависти сожрали бы свои бородки и усища… Где страсти неистовы и прозрачны, и даже злоба вызывает почтение.
— Да ты романтик, Калуфчик! — удивился Вадим.- Чего б тебе самому не создать такой мир?