«Душновато здесь, а?» — и огляделся, будто в поисках окна. Затем прикрыл на секунду глаза, концентрируясь, наливая кисть воображаемым свинцом, обволакивая стальной броней,- и с разворота саданул кулаком в ближнюю стену, проломив дырищу на улицу. Удовлетворенно вздохнул полной грудью, словно такие выходки были для него делом обычным. Детство, конечно,- зато как эффектно!..
— Еще б вони убавить! — сказал он грозно.- Чегой?то дерьмом потянуло…
— Думаешь, я сам буду с тобой разбираться? — спросил Аркан, натужно осклабясь.- Еще поглядим, чья стая шибче!.. Помяни мое слово, соколик: сдадут тебя. И тогда поглядим, чего запоешь,- когда станут в асфальт закатывать!.. Ты понял меня, бычара?
Ну очень хотелось ему оставить за собой последнее слово. И пусть — жалко, что ли?
— Вполне,- сдержанно ответил Вадим.- Еще будут напутствия?
Он действительно понимал главарька прекрасно. Чего ж тут не понять: все на поверхности,- а пахнет?то как!..
Поднявшись, Аркан махнул рукой, и «вепри» потянулись к выходу, отступая на заготовленные позиции. Лавочка опустела.
— Ну вот, поиграли в мушкетеров с гвардейцами,- посмеиваясь, заметил Вадим.- Чаем меня здесь напоят или опять я только усугубил?
— На этот счет не волнуйся,- откликнулся Эмиль, делая знак дочке.- Да я скорее в наймиты перейду или вовсе вернусь в Крепость, чем лягу под такую гниль. И кто их вынашивал, а? Еще Софочкой вздумали пугать, мерзавцы!..
На его лице проступила гадливость, еще добавив сходства с дочерью. Н?да, что у взрослого на уме… Бережно Эмиль вынул из?под мышки вспотевший кулак со стиснутой в нем гранатой и вздрагивающими пальцами принялся вставлять чеку на место, будто нитку вправлял. Ого! — подивился Вадим. Кажется, ради спасения душ, своей и Софочки, торгаш готов заплатить жизнью!.. У многих ли наберется столько решимости?
— Горяч ты, старина,- словно не пуган! — сказал Вадим.- А у меня от таких разборок каждый раз колени трясутся.- Он опустился на стул, с облегчением вытянув перед собой ноги, и усмехнулся: — Только на опережение и работаю.
— Тебе?то чего бояться? — Эмиль кивнул на пролом.
— С такими кувалдами!..
— Тоже купился на этот фокус? Ну, старина!..
— Какой фокус, ты что?
— По?твоему, я и впрямь могу прошибать бетонные плиты?
— А это разве не бетон?
— Там была полость,- ухмыляясь, объяснил Вадим.- Я только пробил ее стенки. Другое дело, что распознать пустоту сумеет не всякий. И удар, конечно, был не слаб — но отоварить так человека у меня не хватит пороху. Я блефовал!
— А про Брона не выдумал? — сейчас же спросил торгаш.- Ты правда к нему вхож? Это б сейчас пригодилось!
— С князем проблем не будет — но вот что стряслось с Валетом?
— Н?да, я было посчитал его за человека: такой обходительный, улыбчивый… С ними нельзя расслабляться, верно?
Софочка уже расставляла по столу угощение — куда более щедрое, чем для предыдущих гостей. Поднявшись, Вадим с охотой принялся ей помогать, хотя, судя по смущению девушки, здесь это было не принято. А может, так она реагировала на нового знакомца, о котором наверняка слышала от отца.
— Как хочется высказать этим ублюдкам все! — мечтательно сказал Эмиль.- Но за ними столько дрынов, ножей, огнестрелов, а за мной только Софочка с Иолой. И другим крутарям не пожалуешься — тут же укоротят язык: не холопье, мол, дело, заглохни!.. Сословная солидарность, а как же? Поливая мерзавца из авторитетных, посягаешь на основы. Знать бы, на чем зиждется их авторитет: на числе судимостей, на количестве жертв?
— Ну?ну, дружище, остынь,- улыбнулся Вадим.- Зачем обобщать? Имеет место дальнейшее расслоение на породы — теперь уже крутарей.
— Хорошо,- решительно сказал торгаш,- я даже готов терпеть сословное неравенство — пусть!.. Пусть его введут снова, пусть законом установят правила общения с крутарями. Но почему они сами себя не уважают, почему нарушают слово?
— Страх,- коротко ответил Вадим,- Крутари тоже ему подвержены. И вот я хочу знать: что напугало Валета? Вообще он не из робких.
С удивлением он вдруг приметил на полке, среди антикварной рухляди, молдавский флуяр, один из любимых своих инструментов, и тотчас ухватился за него, взглядом испрашивая у Эмиля разрешения. Конечно, здесь уместнее было б сыграть, скажем, на скрипке, но сердцу не прикажешь. Правда, для начала Вадим выдул из флуяра именно «хаву ногилу», но публика не выказала энтузиазма. Тогда, добавив к флейте банджо, он отчебучил на этой гремучей паре такую залихватскую мелодийку, что пронял оба поколения.
Затем пили чай — под воздушные пирожные и легкомысленную болтовню. Не сговариваясь, мужчины всем видом старались убедить Софочку, что ничего особого не случилось: ситуация под контролем, броня, как водится, крепка, да и граната — наготове. Порассказать обоим было чего, потому девушка слушала, затаив дыхание, а тягостные воспоминания живо вытеснялись у нее свежими впечатлениями, радужными и веселыми. Оказалось, и при Советах была жизнь, а если опустить некие частности, так и вовсе — Золотой век. Беда в том, что опускать пришлось бы слишком много.
Скоро девочка убралась, проявив недюжинный такт, ибо уходить ей совсем не хотелось. Но воспитание — такая штука… Вообще Вадим замечал, что в удачных семьях даже звери не доставляют лишних хлопот — тем более не закатывают истерик. И угождают хозяевам вовсе не из страха.