— Во дает! — не сдержался толстяк, явно злорадствуя над допросчиком.
— Похоже, Смирнов, вы еще не прониклись серьезностью положения,- нахмурясь, заговорил тот.- Злодейски убита ведущий диктор Студии, один из рупоров народной власти. При этом выясняется, что ее близкий сосед и, так сказать, приятель находится в скрытой оппозиции к строю, хранит и даже пропагандирует не одобряемые властями опусы, посещает подозрительные секты, ведет, судя по всему, распутный образ жизни, слоняется где?то ночами, а иногда и вовсе пропадает на день?два. Знаете, на что это походит?
— На то, что коварный сей «приятель» более пятнадцати лет, с первого дня знакомства, лелеял мысль заткнуть упомянутый рупор, год за годом кружил вокруг, втираясь в доверие, и наконец отчебучил это — совершенно по?идиотски, не позаботясь об алиби. Очень убедительно, правда? Можно даже психобазу подвести: мол, ежели слишком долго чего?то желать, не мудрено и сорваться, наломать дров,- по?человечески это так понятно!.
Очень убедительно, правда? Можно даже психобазу подвести: мол, ежели слишком долго чего?то желать, не мудрено и сорваться, наломать дров,- по?человечески это так понятно!.. Кстати, я не оставил подходящих улик, вроде кровавых отпечатков или кухонного ножа?
— Довольно! — сорвавшись с тона, расследователь хлопнул ладонью по столу.- Я вижу, вы тот еще фрукт! Как говорится, «враг матерый и опасный» — так пусть вами и занимаются репрессоры.
Подмахнув заготовленную бумаженцию, он резко подвинул ее на край стола, затем ткнул пальцем в «подследственного» и распорядился:
— Сопроводить!
— Наверно, и при старом режиме вы очень старались,- поднимаясь, заметил Вадим,- раз теперь такой идейный. Кажется, я даже наблюдал вас — в агитаторах. Желаю, чтобы вам воздалось по заслугам!
— Увести! — крикнул чиновник.
Сыскари подобрались, по виду став и вовсе близнецами, несмотря на разницу в сложении,- и тут же принялись за дело. Старший, по?прежнему злорадно скалясь, шагнул к Вадиму и сноровисто прищелкнул к его запястью стальной браслет, намереваясь, видно, как более массивный, поработать при нем каторжанским ядром. Второй, как менее ленивый, прогулялся к столу за сопроводиловкой.
— Ты и дальше будешь умником, верно? — пробурчал первый доверительно.- И не наделаешь нам лишних хлопот?
— Может, вас отнести? — огрызнулся Вадим.- Тогда я же и сдам вас репрессорам, идет? Им?то без разницы, лишь бы больше!
— Хо?хо…
Все?таки в глубине души Вадим, наверно, питал иллюзии насчет неких высших законов справедливости, благодаря которым безвинного человека, нельзя закопать совсем — конечно, если он сам не сломается. Потому, а также из болезненного любопытства (надо ж поглазеть на этих деятелей вблизи!) он позволил себя впихнуть в душную каталку сыскарей да еще с обеих сторон стиснуть потными, дурно пахнущими тушами и так доставить на печально известную базу репрессоров, из коих он уже знал нескольких и даже имел случай лицезреть их легендарного босса, некоего Бондаря — громадного ражего мужика, весьма нелепо смотревшегося в парадном кителе.
Последнее время эта веселая организация быстро набирала силу, все больше смахивая на инквизицию либо на приснопамятный НКВД, тоже не стеснявший себя в выборе средств. Самое забавное, что даже в терминологии репрессоры взяли на вооружение эту словесную эквилибристику: от «козней пособников дьявола» до «происков врагов народа». И теперь стало не очень понятно, на кого, собственно говоря, они ополчились: на пресловутых поработителей?федералов, как задумывалось вначале, или на мифического Врага всех людей, злоумышлявшего по своей природе. Мало?помалу в разоблачительные речи репрессоров все гуще вплеталась мистика, и эта белиберда, как ни странно, никого не удивляла, будто горожан уже излечили от естественного недоверия к властям, а критически поглядывать наверх умели теперь считанные единицы.
Ощущая сквозь одежду плотные массивы Вадима, сыскари чувствовали себя неуютно и с преувеличенным оживлением обменивались впечатлениями о вчерашней попойке, на которой, судя по всему, они недурно взбодрились, а заодно и просадили едва не по недельному окладу, полагавшемуся каждому блюсту в добавление к пайку. Через замызганные окна Вадим безразлично поглядывал по сторонам, прибавляя сыскарям беспокойства. То ли они опасались его приятелей?крутарей, о которых могли вызнать через обширную сеть осведомителей, то ли ожидали, что сам Вадим попытается разорвать их голыми руками, как сотворил со своей злосчастной подружкой.
?Ах, Алиса, Алиса! — снова нахлынуло на него. Предупреждал же: якшайся с разбором!.. И вновь Вадим подавил тоску, отстранился , хотя с трудом и не сразу. Не до переживаний сейчас — самому б выкарабкаться.
Несмотря на страхи сыскарей, их дребезжащий колесник благополучно докатил до унылого серого здания (так и прозванного — Серым Домом), которое большинство горожан старались обходить за квартал, и через сумрачную подворотню, после недолгого объяснения с привратными, въехал на просторный брусчатый двор, неожиданно пустынный и голый.
Сюда?то крутари вряд ли б сумели прорваться, даже если бы очень постарались,- однако у сыскарей не прибавилось спокойствия, скорее наоборот. Теперь они старались говорить вполголоса и уж лишнего не болтали — только по делу. Торопливо вытолкали Вадима из машины, подвели к одному из внутренних подъездов, перед которым тоже пришлось объясняться с угрюмой стражей. Внутрь сыскарей не пустили, да они и не стремились, с явным облегчением передав задержанного паре молчаливых верзил в униформе, на чьи физиономии даже Вадим не мог взирать без содрогания,- и тут же ретировались от греха.