Всего?то десять лет прошло! — поразился он. Пролетело даже. Короток век человечий.
— А?а! — сардонически сказала Кэт, увидев возникшую из?за его плеча Эву.- На девочек потянуло? Чтоб ноги от бюста и в голове сквознячок… Где раздобыли такой парик?
— Во?первых, это не парик,- торопливо вступил Вадим, пока ведьма не выстрелила сама.- Во?вторых, сквознячок сей смахивает на ураган.
— В?третьих, я не девочка,- небрежно прибавила Эва.
Действительно, ей?то с чего пулять по воробьям? Скорее всего Кэт ничего тут не решала, только пускала пыль в глаза новичкам да крутила, по старой памяти, хвостом перед прочими. Была она кобылкой опытной и умелой, до сих пор, наверно, пользовалась спросом, но чтоб кто?то из?за нее потерял голову? Прошли те времена. Н?да, «как молоды мы были»! И глупы, увы. Даже не глупы — бездумны.
Но тут Эва бросила их и снова отправилась искать приключений. Кажется, это устроило всех. Вадим представлял, какие волнения могла пробудить ведьма в среде творцов, даже не столько будоража плоть, сколько добавляя творческой потенции. Это почти приравнивалось к вдохновению — должны ж у него быть живые воплощения? Хотя есть и женщины?вамп, отбивающие всякую охоту творить.
— Раз уж ты здесь,- сказала Кэт, крепко беря его за руку,- проведу тебя к главному.
— К главарю? — переспросил Вадим, озираясь.- Или к Главе?
— К аббату,- ответила Кэт.- К председателю Высокого Суда. К главе коллегии… Тебе не все равно?
Не выпуская его ладони, женщина заторопилась вдоль длинного коридора, давно нуждавшегося в ремонте или хотя бы хорошей уборке. На Вадима она не смотрела, однако взгляд его ощущала и старалась ступать с прежней грацией, покачивая располневшими бедрами. Пальцы ее ритмично сжимались на каждом шаге, будто намекая на что?то, но Кэт больше заводилась от этого сама, поскольку Вадима касаться было опасно.
Гордиться тут нечем: игра не на равных. Кто устоит против магии — это ж похлеще приворотного зелья! Хотя Вадим и расплачивался за нее болезненной чуткостью.
Кэт привела его в другой зал, куда меньше общего, зато уютней. Здесь собралась иная публика, постарше и посолидней,- нынешняя монастырская элита. От рядовых творцов она отличалась даже формой: почти все были в мантиях, серых или черных, украшенных цветистыми картинками. Они и вершили здешние судьбы — во всяком случае, их мнение перевешивало. Но последнее слово оставалось за настоятелем, сколько бы ни шумели остальные, и уж его Вадим знал хорошо. Старина Калуф не слишком переменился за эти годы, только еще больше высох и потемнел. А вдобавок покрылся трещинками, словно старое дерево,- что?то сжигало его изнутри: огонь честолюбия?
Завидя Вадима, аббат оживился.
— Что, братия, не станем обижать Конана? — спросил он поверх голов, лохматых или плешивых.- Примем блудное дитятко, аки родное?
На минуту гвалт стих — Вадима тут многие помнили. Кто?то проворчал:
— Его обидишь…
По выражению Вадимова лица аббат понял, что гость сейчас ляпнет что?нибудь не к месту, и поспешно добавил:
— Ладно, о сём после. А сейчас, братья, идите с миром — служба окончена. И да пребудет с вами благодать!
Величавой поступью он направился к укромной дверце, взмахом ладони позвал Вадима за собой. Пробравшись через галдящую толпу, тот зашагал следом, про себя посмеиваясь: Калуфчик в своем репертуаре!
У каждого свои слабости — Калуфу, например, нравилось руководить. (И что ж, коль это не очень у него получалось,- лишь бы не плакал.) Он был знаком Вадиму с давних пор, они даже росли вместе, в уютном и зеленом военном городке, посещали одну школу. С младых ногтей Калуфа влекло к тайным и могущественным орденам. Играя в мушкетеров, он из всех выбирал Арамиса — именно потому, что в конце тот сделался иезуитским генералом. Зато Вадим благоволил тогда к Атосу, гордому одиночке и «невольнику чести», утомившему ею всех. («Ты, бла?арод?ный!..» — как орали Румате штурмовики.) И даже дети не жалуют шибко правильных. Впрочем, честный Атос, в бытность графом де ла Фер, не постеснялся вздернуть любимую женушку при первом подозрении. Выходит, и Атос охотился на ведьм?
Вдвоем они вступили в большую комнату, когда?то выглядевшую роскошно, а ныне обветшалую и запыленную. По широкому столу, непременному атрибуту здешних покоев, были разбросаны засохшие объедки, пустые бутыли, упаковки от презервативов, кружевные трусики, чулки. Вкруг стола устроились несколько пышных постелей, дразня скрученными простынями и причудливо разложенными подушками. Видимо, вчерашняя пирушка удалась на славу, а затянулась до рассвета — следуя общей тенденции, творцы переходили на ночной образ жизни.
Не глядя на Вадима и не выказывая более радушия, аббат доплелся до продавленного кресла, кряхтя опустился в него, по очереди уложил опухшие ноги на скамеечку и прикрыл глаза морщинистыми веками. Судя по всему, сегодняшний вечер дался ему нелегко. А куда денешься — первосвященник!
— Кэт помянула как?то,- произнес он страдальческим голосом,- будто ты владеешь массажем?
— Перебьешься,- откликнулся Вадим.- Лучше прими душ, ручонками помаши, побегай вокруг стола…
— И черт с тобой! — оскорбился Калуф, бессильно откидывая голову.- Убудет от тебя, да?