— Здравый смысл,- ответил Вадим.- На крайний случай — хитрость. Без них ты по сей день доказывал бы по улицам, какой ты крутой, цепляясь к прохожим. А не сидел бы на верхотуре, поплевывая на всех, кроме равных.
— Думаешь, тебя не обломаю?
— Может, да,- сказал Вадим,- а может — нет. Зачем рисковать? Ты ж не мальчик — знаешь людей. Вдруг я из тех безумцев, для которых честь дороже жизни. А то и вовсе блаженный. Тебе еще не встречались такие? Не багатуры, нет,- просто иначе устроенные, «странники».
— Когда им вспарывали животы,- усмехнулся хан,- разницы не находили. Ты этого хочешь?
— Нет,- сказал Вадим.- Я пришел говорить, а ты все подбиваешь на склоку. И ладно бы по дороге, но ведь я уже пришел. Или на Востоке больше не ценят гостя?
Насчет монгольского гостеприимства он не был уверен — так ведь и Бату мог этого не знать. Почему не блефануть?
— Здесь тебя пальцем не тронут,- успокоил ордынец.- И на обратном пути крови не пустят — могу обещать.
Ну да, слыхали мы про бескровные казни!
— Топить поблизости негде,- задумчиво молвил Вадим.- Значит, придется ломать позвоночник. Или тетивой задушите?
Бату зычно расхохотался.
— Это большая честь,- пояснил он.- Ты умрешь как монгол.
— Скажи еще: «почетная обязанность»,- хмыкнул Вадим.- Знаешь, я буду возражать.
— Никому не нравится,- подтвердил хан.- Забыли люди честь.
— Люди не любят жестокости,- возразил Вадим.- Прошли те времена, когда она была на пользу. Древние монголы холмы складывали из голов, города вырезали вчистую — и где они теперь, кто их всерьез принимает? Ты оскорбишь их память, если не сделаешь выводов из ошибок. Как утверждают умные люди, на мечах долго не усидишь.
— А мои вьетнамцы говорят: «один червяк весь суп изгадит»,- возразил Бату.- Одного раздавишь — другим наука.
— Еще китайцев вспомни! — хмыкнул Вадим.- И много они добились этой «народной мудростью», если миллионами сбегают куда подальше?
— Отсюда бежать некуда.
— Отсюда наверно, зато от тебя — есть. К тому же Брону, например, или в Крепость. Там места хватит, уж я знаю!
— В Крепость? — удивился Бату.- Дураки они, что ли?
— Если попробуешь затянуть гайки туже, чем в Крепости, какой прок будет в здешней «воле»? Вдобавок там — гарантированный минимум, а что можешь гарантировать ты?
Каган забрал у наложницы полотенце, небрежно стер жир с рук и лица, не глядя бросил ей на колени. Спросил:
— По?твоему, я слишком крут?
— Надо у подданных спросить.
— Чингиз сказал: великий должен стать ужасным, чтоб его почитали.
— По?моему, это был Ницше,- поправил Вадим.- Только у него говорилось про ужасную маску на лике величия, помогающую запасть в души.
— Все равно хорошо,- хохотнул Бату, хлопая себя по ляжкам.
— Есть величие ума, души, духа,- перечислил Вадим.- Не помню ни одного грозного правителя, который одновременно был и великим — хотя бы в чем?то из трех. Возвеличивали, правда, многих — со страху, из хитрости либо раболепия. Либо примеряя себя на ту же роль.
— Есть величие цели,- важно сказал каган.
— Есть величие цели,- важно сказал каган.- И Небеса, которые избирают на земле любимцев. Когда великая цель подкрепляет вождя, он сам делается великим.
— Знаешь, что такое фанатизм? Был такой «Великий» фанатик — Петр, который пытался выстроить государство как памятник себе. За образец взял Запад, но не понял ни мотивов, ни тенденций,- только и хватило ума, чтобы копировать мишуру. А вот энергии оказалось в избытке. И уж столько на Руси лбов порасшибал, молясь чужому богу,- до сих пор аукается.
— Зато как его помнят!
— Как и Тангиза, Иоанна, Наполеона, нашего Кобу,- подтвердил Вадим,- хотя каждый из них купался в крови. Холопам свойственно обожествлять палачей, иначе придется признать, что сами они не вполне люди. Впечатавшийся в гены страх трансформируется в поклонение — вполне холуйское качество. Однако времена холопов отходят в прошлое, и Адольфа, к примеру, уже редко поминают добром. Через поколение?другое, бог даст, всех тиранов станут почитать редкими мерзавцами, какими они и были. Или ничтожествами, волею судеб заполучившими «драконью» власть и наплодившими драконовские же порядки. Такой славы тебе недостает?
— Хочешь обидеть меня, гость? — свирепо осклабился хан.
— Даже не думал. Обижаются слабые, а тебя я слабым не считаю. Ты сильный, Бату, и умный, потому должен судить здраво — не как твои простодушные задиры?нукеры. И с Броном у тебя больше общего, чем с любым из ордынцев,- иначе как смогли вы ужиться в такой тесноте?
Взмахом широкой ладони хозяин отослал прочь наложниц — с их танцами, улыбками, заботой. Они упорхнули легкой стайкой, мелькая розовыми пятками. Следом убрались опахальщики, прихватив блюдо с чебуреками. Затем стихла музыка — как хорошо!
— Я сильный, а ты — кто? — набычась спросил Бату.- Пришел ко мне и учишь! Считаешь себя сильней?
— У каждого свое понимание силы,- сказал Вадим.- Есть сила сильных, когда гордятся собой; а есть сила слабых, когда можно гордиться лишь стаей. И будь ты последней тварью, зато колхозом можешь смешать с грязью любого батыра. Почему, по?твоему, «державу» славят не одни надзиратели, но и поднадзорные? И отчего по Империи тоскуют столь многие? Они согласны остаться рабами, лишь бы другим было еще хуже. Лишь бы весь мир боялся Империи — а значит, немножко и их. Какая сила нужна тебе?