— Я не оказываю подобных услуг мужикам и, как правило, не жалею их. «Если хилый — сразу в гроб».
— Это я хилый? — Аббат выпятил ребристую грудь, однако не убедил этим даже себя.
— Тогда не ной. Наслушался за сегодня.
— Господи, укрепи! — вздохнул Калуф.- По?твоему, легко сию публику держать в узде? Расползаются аки тараканы — кто за выпивкой, кто по бабам.
Наслушался за сегодня.
— Господи, укрепи! — вздохнул Калуф.- По?твоему, легко сию публику держать в узде? Расползаются аки тараканы — кто за выпивкой, кто по бабам.
— А в чем, собственно, цель? — спросил Вадим.- Ради чего стараешься?
— Ради чего? — Аббат подумал.- Видишь ли, у истинных творцов мозги не терпят безделья, зато их легко увлечь ерундой. Это как река, кою не остановить, зато можно направить в иное русло. Вот опасность! Рассадить бы братьев по кельям, оградить от забот и соблазнов…
— От жизни?
— …заставить наконец творить. А то они больше распинаются о тех шедеврах, какие наклепали бы в надлежащих условиях, но сами от таких условий бегут. Запирать их, что ли? Остричь всех, униформу ввести, как в нормальных монастырях,- чтоб похвалялись друг перед другом творениями, а не нарядами.
— Раздень,- предложил Вадим,- догола. Тут все и увянут. Чем гордиться, на что намекать — все на виду. Это ж хоррор получится, а не эротика! И сбегать сразу расхочется.
— То и худо, что на виду. Они ж дремучие, даром что творцы. Увидят на дамах запретное, ни о чем ином думать не смогут — вынь да положь!.. Точнее всунь. Не расселять же их по баракам?
— По стойлам.
— Может, их вовсе кастрировать, как в некоторых сектах? Сразу прекратят развратничать да интриговать, а здоровье, говорят, даже улучшится.
— И проживут намного дольше,- поддакнул Вадим.- Только захотят ли творить?
— То?то и оно,- вздохнул настоятель.
— А что, ваша продукция еще пользуется спросом?
— Как поглядеть. Имя не обессмертишь, а на прокорм хватает.
Словно подслушав, в открывшуюся дверь шмыгнули две невзрачные «мышки» с преданными глазами, видимо из послушниц, и не без умелости принялись накрывать на стол. Была ли это обычная трапеза настоятеля либо расщедрились ради дорогого гостя, но ассортимент оказался на зависть.
Сколько творцов может набраться в миллионном городе? — прикинул Вадим. С тысячу? Пара?тройка сотен отошла Студии, больше туда не влиться,- а прочие, выходит, остались без призору? Но ведь и крутарям хочется иногда оттянуться. («И зрелищ», а как же!) И кто снабдит их, если не творцы? В конце концов, даже у лагерников пользовались спросом фантазии Штильмарка, а чем крутари хуже? Не говоря о торгашах, умельцах, наймитах. Не все ж им зарабатывать, надо и тратить? А творцы, как все прочие, стоят ровно столько, сколько за них готовы платить.
— Власти не беспокоят? — спросил Вадим, только «мышки» убрались — Имею в виду Крепость.
— Что упало, то пропало,- слабо улыбнулся наставник.- Знаешь ведь? Мы даже сотрудничаем.
— А «волки»?
— Этим и вовсе… Какие у нас доходы? Самим бы протянуть.
— Ну, не скромничай — похоже, вы не бедствуете,- Вадим кивнул на стол.- Откуда такое обилие? Натуральный обмен, да?
— Нам повезло на прихожан,- уклончиво ответил Калуф.- Среди них немало людей со связями.
Вадим усмехнулся: уважают на Руси творцов. Только за какие заслуги? Ни ума народу не прибавили, ни совести.
— Вы как та женушка душегуба,- сказал он,- что не желает знать, на какие доходы жирует. А ну как придется отказываться!..
— «Бойся данайцев», да? Уж я ль не боюсь!
— Оттого и похудал так? Смотри, старичок, не надорвись.
— А вот ты все молодеешь,- позавидовал Калуф.- Словно тот чудик в Белой Руси, коего супружница отравила невесть чем,- так он с той поры крепчает год от года, а спать прекратил вовсе.
Кто бы меня так траванул?
— Что ли, вычитал где? — заинтересовался Вадим.- Не скажу, что один в один, однако сходство имеется.
— Еще говорят, температура у него упала градуса на три.
— Здесь мы разошлись; я?то прогреваюсь до кончиков пальцев, судя по реакции некоторых дам.
— «Для дам и не дам,- негромко напел Калуф,- совет хороший дам: нигде и никого не подпускайте к телесам».
— Тоже, совет!.. Уж лучше ошибиться разок?другой. В жизни не так много радостей, зачем лишать себя едва не главной?
— Ничего нет выше творчества! — возгласил наставник.- Что уводит в сторону, надо отринуть.
— А, собственно, что уводит? — осведомился Вадим.- У правильно устроенного человека «все дороги ведут».
— «Мир станет счастлив только тогда, когда у каждого человека будет душа художника»,- со вкусом процитировал Калуф.- Кто сказал?
— Роден,- ответил Вадим,- Огюст. Это и есть ваша цель?
— А чем плоха?
— Творец как высшая стадия человека!.. Думаешь, этим исчерпываются достоинства сапиенса?
— Был бы дар, остальное приложится,- заверил хозяин.- А одаривать должен Великий Дух и не абы кого, но достойных.
— Ну?ка, ну?ка… Это кого же? Выкладывай, чего вы тут без меня наворочали!
Понукаемый Вадимом, хозяин не без гордости поведал, сколь много преуспели они в построении нового братства, разросшегося уже настолько, что вполне могло именоваться даже не сектой или монастырем, но церковью — «божьим домом». Правда, сам Калуф до сих пор скромно звался аббатом, но в подчинении у него оказались кардиналы да епископы, не считая нескольких орденских генералов и одного великого магистра, ведающего охраной,- так что впору было вспомнить о равном значении слов «аббат» и «папа»: отец. А заодно о смысле других терминов, принятых в католицизме: «епископ» значило надзиратель; «кардинал» — главный (из надзирателей, видимо); «архи» — старший. Кстати сказать, монахи одного из подчиненных Калуфу орденов провозгласили себя доминиканес, «псами господними», и учредили церковные Суды под председательством епископов. Другой орден больше смахивал на тайное общество либо секретную службу, хотя именовался не Обществом Иисуса, а Школой Основателя. Третий орден составили воображенцы.