— Ну да… — кивнул дед. — Кто ж еще наших тронет? Кому мы еще нужны?
Я решил, что пора прекращать пустую болтовню и переходить к делу.
— Старые вещи есть в деревне, отец?
— А ты пришел наши вещи забрать? — с неожиданной злостью проговорил
старик, прожигая меня взглядом. — Погонщик… — он закончил фразу новым
набором ругательств.
— Вещи у меня свои есть, — твердо ответил я, сбивая с него спесь. — Мне
просто надо знать, откуда вы брали старые вещи.
— Почем я знаю, откуда их брали? Я уже сто лет нигде ничего не беру — ноги
у меня не шевелятся, понял, ты, молодой?!
— Может, кто-то говорил, — терпеливо продолжал я. — Ты же столько лет
прожил, все должен знать здесь. Может, вспомнишь — хорошие старые вещи, не
ржавые.
— Не знаю никаких вещей. Мальчишки тут с железками бегали, а внучата
мои… — он вдруг осекся, лицо его вытянулось. — Слышь, погонщик, а
внучатки мои тоже померли?
— Не знаю… Не видел… — невнятно проговорил я, растерянно обернувшись к
Надежде.
.. — невнятно проговорил я, растерянно обернувшись к
Надежде. — Были там какие-то дети…
Надежда шагнула вперед, заставив меня замолчать.
— Ну что ты, дедушка, — напористо заговорила она. — Внучата твои живые,
спаслись. Только они ушли отсюда.
— Внучатки мои толковые, — мигом успокоился дед. — Знают, когда надо
уходить.
Надежда вновь отступила за мою спину, успев бросить на меня негодующий
взгляд.
— Были у них железки, — неожиданно сказал старик. — Таскали их из омута и
сюда тоже приносили. Бывало, что торговцы старое железо спрашивали. Я,
правда, не смотрел за этим, насмотрелся уже…
— Из какого омута, отец? — переспросил я, многозначительно взглянув на
девушку. — Где он есть, этот омут?
— Ты погоди, молодой. Я говорю, что пацаны ныряли, да только достать никто
не мог. Там обрыв, весь в камнях. Глубоко. И я вроде нырял, когда малой
был. Что-то там видел, а что — не помню уже.
Я почувствовал, что Надежда схватила меня за рукав. Она что-то шепнула
мне, но я не разобрал, потому что все внимание было приковано сейчас к
старику, который лежал, разбитый параличом, чесался, гнил заживо и не
знал, что слова его для нас дороже любого клада.
— Где омут? — настойчиво повторил я.
— Да что ты заладил про свой омут?! — с досадой отрезал дед. — Езжай через
деревню, а за мостком сворачивай — сам увидишь, там два холма рядышком,
как шишки торчат. Прямо промеж них и бери. Там по камушкам, по камушкам —
не заблудишься. Если пешком пойдешь — долго добираться будешь, а на телеге
— еще дольше. Дороги нет, колеса в камнях увязнут. Пешком ловчей.
Мы с Надеждой снова переглянулись. Я поднялся.
— Поехали, что ли? — слабо проговорил старик. И откинулся на свои тряпки,
отвернувшись. Голос его вдруг стал слабым, почти неслышным, словно все
силы он потратил на разговор с нами.
— Ну, езжайте, куда хотите. А я подыхать останусь… Он больше не сказал
ни слова. Как будто нас вмиг не стало в его доме. Либо потерял интерес к
нам, либо действительно лишился всяких сил. Мы попрощались и поспешно
выбрались на свежий воздух.
— Мы так и оставим его? — проговорила Надежда.
— Хочешь с собой взять?
— Нет, но… Нужно что-то для него сделать… воды принести, может.
— Не беспокойся. Воду он сам себе носит.
— Откуда ты знаешь?
— Там бадья с водой стоит. Старик, похоже, только притворяется
парализованным.
— Зачем?
— Мало ли… Чтоб разбойники пожалели, не тронули, например.
— Как это все дико, — проговорила девушка, поежившись.
— Ничего, привыкнешь… Что ты думаешь насчет этого омута?
— Я все поняла, — ответила она. — Нужно только съездить туда и проверить.
— Что поняла, что проверить?
— Сначала поедем. Ничего не буду говорить, пока сама не увижу.
Я лишь чертыхнулся про себя.
ОМУТ
Огромное круглое озеро мы увидели издалека. Оно разлилось в большой
впадине, над которой нависали те самые холмы-шишки, описанные стариком.
Блуждать было, в общем, негде, мы почти сразу нашли нужное направление,
хотя путь растянулся на несколько часов. Старик оказался прав: наша
лошадка едва тащилась по камням, через которые тяжело и неохотно
перекатывались колеса. Я даже хотел скинуть с повозки ставший ненужным
навес, чтоб было чуть полегче, но Надежда отговорила.
Она по-прежнему помалкивала, но по ее глазам я отлично видел, что
объяснение предстоит в самом ближайшем будущем.
Что-то обдумывая или
вспоминая, она внимательно рассматривала окрестности.
Мы остановились на самом берегу, в нескольких шагах от воды. Озеро было
очень спокойным, даже каким-то мертвым. Вдоль берега, я не увидел ни
единого кустика ивы и ни клочка осоки. Вода была очень чистой, она мягко
гладила гальку, не создавая никакого шума. Все это напоминало
искусственное сооружение — например, мелиорационный бассейн.
Далеко на противоположном берегу круто вздымались склоны холмов. Надежда
встала на повозке, медленно осмотрела берега — Я следил за ней, пробуя
угадать, что она видит. Угадал лишь одно: ее что-то расстроило.
— Туда, — девушка показала влево, где берег ощетинился скрученными
железными балками, торчащими из груд желтых камней.
Лошадь пошла медленно — я жалел ее и не подгонял. Надежда не выдержала —
спрыгнула с повозки и пошла вперед, все быстрее и быстрее. Она