всегда хранит в себе часть истории.
— Скажи, Подорожник, — спросил я, — кем был твой отец?
— Отца не помню. Его убила Прорва еще до моего рождения. Мать говорила, он
был погонщиком, как я.
— А дед? Ты помнишь деда?
— Деда помню… плохо. Он, кажется, строил дома… Или мебель делал. Или
инструменты, чтобы делать мебель. Знаю только, что ему удалось дожить до
моего рождения, а увидеть своих внуков — это не каждому выпадает.
— Ну а чем занимался прадед?
— Ну ты и спросил! Кто же такое помнит? Это ведь когда еще было!
— Неужели мать или бабка тебе не рассказывали?
— А зачем это рассказывать?
«Итак, связь поколений здесь утрачена полностью, — мысленно констатировал
я. — Кто знает, может, дед его водил истребители против аэроидов. А он не
помнит».
— И никто не знает, как жили предки? — продолжал я допрос.
— Обыкновенно жили, — пожал плечами погонщик.
— Как и мы. К чему ты
клонишь? У меня голова разболелась от твоих вопросов. Давай-ка лучше
смотри по сторонам, скоро будет заброшенная деревня.
Я послушался его, хотя вопросов оставалась уйма. Ничего, еще успею их
задать. Нельзя так сразу набрасываться на человека. А то, чего доброго, и
этот заподозрит во мне шпиона.
Мы все больше удалялись от подножия горного хребта. Камней, валунов
попадалось теперь меньше, почва вокруг была неровная, преимущественно
глинистая. Кое-где на холмах росли хилые деревья.
— Ухо востро, — тихо предупредил погонщик. Я на всякий случай обернулся.
Наши напарники уже не дремали, а вытягивали шеи, вглядываясь в
нагромождения холмов. Свистун сжимал в руке палку с привязанным к ней
обломком лезвия. Я знал, что у нас на повозке лежат два таких же орудия,
прикрытые соломой.
— Посмотри, — сказал Подорожник и почему-то ухмыльнулся.
Я взглянул вперед. Там темнели заросли ивняка, сквозь которые блеснула
вода. Дорога огибала вытянутый пруд.
— Вон туда смотри, — вновь проговорил Подорожник и вытянул руку.
Я наконец увидел. В полусотне метров от мостика, где пруд из ручейка
разливался в обширную заводь, над водой висело тусклое металлическое яйцо,
размером с хорошую бочку. Оно не просто висело, а медленно вращалось, и
вода под ним так же медленно закручивалась водоворотом.
Эта штука притягивала взгляд. Но я по профессиональной привычке сразу
переключил внимание на то, что вокруг — берега пруда, осоку, склонившиеся
над водой кусты. Зафиксировав явление, нужно сразу изучить окружающую его
среду. Это для того, чтобы уяснить целостную картину, вовремя обнаружить
опасность или какие-то определяющие признаки.
Ничего не было, «яйцо» оказалось одиноко в этом уголке природы.
— Постой, — я взял погонщика за рукав, — давай остановимся. Я должен
посмотреть поближе.
— Рехнулся? Здесь нельзя останавливаться.
— Что это?
— Посланник. Он уже много лет здесь. Сколько себя помню, он здесь торчит.
И все крутится, крутится.
Я еще ни разу не видел аэроид так близко. И был так увлечен, что не
обратил внимания на домишки, показавшиеся из-за деревьев. Это и была
деревня. Погонщик ткнул меня в бок ручкой кнута, чтобы я отвлекся наконец
от бесполезного созерцания.
Я нащупал под соломой дротик и осмотрелся. Было грустно видеть по бокам
дороги несколько десятков домов и при этом не слышать ни звука, кроме
скрипа собственной тележки. Впрочем, любое заброшенное поселение может
вызвать такие чувства. Эта деревня была давно покинута. Сквозь стены домов
уже проросли деревья. Круглые крыши почти везде провалились.
Я заметил, что Подорожник принюхивается.
— Дымом не пахнет вроде, — сказал он.
— Не пахнет, — подтвердил я. — И что?
— Значит, никого нет… наверно.
— А вот? — произнес я и показал вперед на дорогу. Из-за домов выезжала
повозка. Почти такая же, как и наша. На ней сидело несколько человек в
серых крестьянских одеждах. Нас заметили, и повозка остановилась. Вслед за
ней из-за поворота появилось еще две — пустые, не считая возниц.
Мы натянули вожжи. Медвежатник и Свистун нагнали нас и тоже остановились.
— Надо было другой дорогой… — проворчал кто-то из них.
— Ничего, разберемся, — хладнокровно ответил Подорожник и сунул левую руку
под солому. Правой он нащупал рукоятку своего тесака, проверяя, готов ли
он к ратному труду.
На головной повозке произошло некое движение, затем один из пассажиров
встал в полный рост. До них было метров семьдесят.
До них было метров семьдесят.
— Не трогайте нас! — услышал я протяжный крик. — У нас ничего нет! Ничего
нет! Только мертвецы!
— Крестьяне, что ли? — с облегчением произнес Медвежатник. — Но откуда?..
— Пойдем-ка к ним… помаленьку, — сказал Подорожник, сползая с телеги.
Слова адресовались мне, поскольку Свистун с Медвежатником не тронулись с
места. Я потянул было за собой дротик, но, увидев, что напарник оставил
свой, последовал его примеру.
Мы молча дошли до встречного обоза и остановились в нескольких шагах. Моя
подозрительность наполовину убавилась. Люди, сидевшие на повозке, не могли
быть разбойниками. Это были обычные крестьяне, пугливые, замотанные
работой мужики с обветренными лицами и жилистыми, натруженными руками.
Я обратил внимание, что к головной тележке приделан довольно высокий шест,
на котором болталась какая-то ржавая железка.