через каждый оборот колесо застревало, и нужно было упираться из последних
сил. Мне пришлось нырять три раза, чтобы добиться цели. Я не знал, правда,
докрутил ли я до конца или управление просто заклинило.
Чтобы узнать это, нам оставалось только ждать. Подъем шел медленно и
тяжело — Лилась вода, скрежетало железо, отваливались комки ила и глины —
за сотни лет все подводное хозяйство занесло грунтом.
Минута шла за
минутой, я смотрел, как из пучины поднимается сооружение, напоминающее
многоэтажный гараж. Этажи не отличались друг от друга ничем, кроме
количества грязи, налипшей на железные балки.
После четвертого этажа вдруг раздался особенно сильный скрежет, и все
замерло.
— Застряло? — поинтересовался я.
— Может, и так… — нахмурилась Надежда. Едва она это произнесла, как
земля вздрогнула — и движение восстановилось. Через несколько минут перед
нами предстали все шесть этажей хранилища, забитые контейнерами с боевой
техникой.
— Здесь бомбовозов нет, — сразу определила девушка.
— А аппаратура?
— Вон там, — она указала между рядами контейнеров, где темнели грязные
бока металлической капсулы, напоминающей автомобильную цистерну.
Мы ступили на нижний уровень хранилища. Под ногами скользил загустевший
ил, от металлических перекрытий веяло холодом глубины. В «цистерне» не
было ни единого окошечка или люка. Хотя, возможно, все это просто
скрывалось под слоем вековых отложений.
— Зачем же делать командный пункт на самой глубине? — проговорил я. — Вы
так каждый раз и ныряли?
— Я же говорила, это резервная аппаратура, — терпеливо ответила девушка. —
Основная устанавливалась в наземных сооружениях. Только от них теперь
ничего не осталось…
— Все равно не понимаю.
— По сигналу мобилизации должны открыться все хранилища острова. Сигнал
можно дать из любого пункта — и основного, и резервного. Вовсе не нужно
каждый раз нырять.
— И ты сейчас собираешься дать сигнал?
— Если что-то еще работает…
Я потрогал капсулу рукой и ощутил, что она слегка вибрирует.
— Лучше не трогай пока, — Надежда отвела мою руку. — Она сейчас должна
сама открыться.
Мы подождали несколько минут, и тут на обратной стороне капсулы с грохотом
отвалилась крышка люка, которого я раньше не замечал. Мы обошли вокруг и
увидели дверцу с запирающими механизмами. Под упавшей крышкой все
блестело, как новенькое. Надежда взялась за штурвал и начала крутить его с
такой легкостью, словно сама только вчера закрутила.
Круглая дверца распахнулась внутрь. Я сразу заметил какой-то странный
запах — настолько чужой, незнакомый, ни с чем не сравнимый, словно
открылся проход в другой мир. Надежда тоже уловила это и в замешательстве
посмотрела на меня.
— Что-то не так? — осторожно спросил я. Она покачала головой, отвернулась.
Я все понял. Запах — удивительное явление. Иногда мне кажется, что он
несет информации больше, чем может нести звук или изображение. Часто
бывало — идешь по улице, вдруг ветерок доносит из открытого окна запах
чужого дома — и останавливаешься как вкопанный. В памяти всплывают во
многих подробностях какие-то старые, полузабытые имена, события,
настроения. И дом уже кажется не таким чужим. Всего лишь дуновение ветра —
и ты в прошлом.
То же самое происходило сейчас с девушкой. Законсервированный на века
воздух хранил для нее запахи ее мира. И в этот момент ей, привыкшей за
последнее время к ароматам дыма, подгоревшего мяса и конского навоза,
стало не по себе. Я не мог ничего поделать, только посочувствовать. А
может, и позавидовать.
Она быстро взяла себя в руки, вытерла лицо рукавом. Забралась в темное
отверстие люка. Через несколько секунд в капсуле вспыхнул мягкий голубой
свет. Я ожидал увидеть что-то вроде панели управления космического
корабля. Но все было гораздо скромнее: в дальнем конце помещения — сиденье
и тумба с большим черным квадратом на крышке.
Все остальное место занимали
стеллажи с одинаковыми продолговатыми ящиками без ручек и выступов.
Надежда села на стул, провела ладонью по черному квадрату. На нем медленно
проступили какие-то линии. Это был экран, но не телевизионный и не
компьютерный.
— Не стой над душой, — попросила девушка. — Иди лучше посмотри, что вокруг
делается.
Я подчинился и занял пост возле нашей машины. Прислушиваться было
невозможно — стальной каркас продолжал обтекать, и стук тысяч падающих
капель сливался в непрерывный довольно громкий гул. Я прохаживался, кидал
камешки, стараясь попасть одним в другой, думал о том, какие возможности
откроют нам бомбардировщики.
Надежда закончила колдовать с приборами довольно скоро. Она не спеша вышла
из лабиринта контейнеров.
— Шесть хранилищ отвечают на вызов.
— И что это значит?
— Значит, автоматика там еще работает. Я примерно могу вспомнить, где
находятся четыре из них. Но есть ли там бомбардировщики…
— Мне снова придется нырять в незнакомых местах?
— Теперь уже вряд ли. Я могу открыть любое хранилище прямо отсюда, из этой
кабины. Между прочим, мы устраивали их не только под водой.
— Понятно… — с чувством проговорил я. — Техника на грани фантастики — И
что мы будем делать дальше?
— Полетим проверять. Я уже дала команду на открытие. Если что-то вылезет —
сразу заметим.