Это были не полусонные крестьяне с их неуклюжими крючьями и тяпками. На
нас налетели настоящие лесные бандиты — опытные, безжалостные, быстрые как
молния. Передо мной сразу оказались двое, я едва успевал уходить от их
ударов. Затем один куда-то делся, остался второй, но мне стало ненамного
легче. Он опережал меня ровно на один миг. Стоило мне приготовиться к
решающему удару, как приходилось уворачиваться от встречного или отбивать
его.
И вдруг я понял, что его тесак длиннее моего. Именно эти несколько
сантиметров разящей стали позволяли ему наступать, а не отбиваться.
Мне нужна была секунда, миг, чтобы собрать силы, сосредоточить внимание и
взять ситуацию под контроль. Но не было ни секунды, ни мига. И поэтому я
маленькими шагами все отходил и отходил, постепенно приближаясь к скале.
Иглострел валялся в пыли. У Подорожника не нашлось нескольких секунд,
чтобы уложить иглу на желобок, гораздо вернее было выдернуть из-за пояса
тесак и заняться привычной работой.
И тут выход пришел сам собой.
Разбойник споткнулся о камень. Он даже не упал, а лишь потерял равновесие.
У меня появился шанс, и я использовал его. Я превратился в придаток к
собствен — , ному оружию. Казалось, мой тесак сам рванулся вперед, забыв,
что навстречу устремлено точно такое же хищное лезвие, ждущее крови. Не я
воткнул его в чужую грудь, завернутую в немыслимое вонючее тряпье. Он сам
вошел в нее — мягко, почти без напряжения…
Мне не было никакого дела до этого человека. Да и обстановка не
располагала к раздумьям. Может, поэтому первое в жизни убийство почти не
вызвало эмоций. Никаких, кроме, пожалуй, простого мимолетного
удовлетворения. Словно бы я только что открутил неподатливую гайку.
Впрочем, анализировать свой внутренний мир было некогда. Я не стал
вытаскивать из убитого бандита свое оружие, а просто подобрал его длинный
тесак и побежал к своим.
Там была куча мала — трудно понять, кто с кем сцепился. Я устал — тело мое
сделалось тяжелым и неудобным, как наливной матрас. На мои шаги обернулся
один из бандитов, и сразу, почти без размаха его тесак качнулся мне
навстречу. Я не успевал остановиться и, чтобы не налететь на лезвие,
отклонился в сторону, потерял равновесие и кубарем покатился по земле.
Переворачиваясь на спину, я угловым зрением заметил, что надо мной, подняв
тесак для удара, уже стоит разбойник. Я успел выставить свой, но удар
оказался неожиданно слабым, каким-то ненастоящим. В следующую секунду
бандит почему-то упал рядом со мной, а на его месте появился Свистун,
который указывал рукой в сторону и что-то кричал мне.
Я вскочил, повернулся. Медвежатник лежал между колес повозки. Подорожник,
махая клинком как заведенный, медленно отступал на обочину дороги. Перед
ним было двое. Я видел, как ему трудно, потому что сам недавно был в его
положении.
Перед
ним было двое. Я видел, как ему трудно, потому что сам недавно был в его
положении. Он едва-едва успевал уворачиваться и подставлять клинок, каждая
секунда состояла из десятка угроз жизни, и я боялся не успеть.
Нож летит быстрее, чем бежит человек. Короткий замах, бросок — и он
застрял в спине у одного из противников. Бандит сгоряча не понял, что
произошло, начал извиваться, пытаясь достать рукой неудобный предмет,
мешающий двигаться. Он выронил свою палку, закрутился волчком и грузно
завалился на землю, не переставая дергаться.
В это время туда уже бежал Свистун. Он тоже боялся не успеть, поэтому
крикнул во все горло, чтобы как-то отвлечь оставшегося бандита, ослабить
на миг его напор.
Тот поддался. Едва обернувшись, он налетел горлом на вылетевшее из руки
Свистуна лезвие. Последний из оставшихся в живых вдруг швырнул в сторону
свой тесак, извернулся, как угорь, и бросился бежать, прыгая по камням. На
секунду воцарилась тишина, нарушаемая только хрипом умирающей лошади.
Я думал, что все кончилось хорошо. Я был уверен, что сейчас мы
расхохочемся и бросимся поздравлять друг друга с победой. Иное и
представить себе было невозможно.
Но Подорожник, не успев даже сунуть тесак за пояс, бросился ко мне. Просто
так, не сменив выражения лица, без всякого перехода от войны к миру. Я в
первую секунду подумал, что он малость тронулся и собирается покончить со
мной.
— Слушай, ты! — закричал он и, схватив меня за шиворот, начал трясти,
будто куклу. — От тебя один вред. Это все из-за тебя. Если бы не твоя
железка, мы бы ускакали от них, как кузнечики. Из-за тебя у нас нет ни
иглострела, ни лошади!
Я молчал. Мне нечего было сказать.
— Я знаю, надо просто вышвырнуть тебя одного на дорогу , чтобы ты больше
не мешал нам! — продолжал кричать погонщик, не отпуская меня. — Ты ни на
что не годен!
Это был явный перебор. Я отстранил его руку от своего воротника и отступил
назад. Подорожник так же неожиданно замолчал, угрюмо уставившись в землю.
Свистун возился с Медвежатником. Тот сидел, облокотившись о колесо
повозки, и трогал руками лицо, которое с одной стороны опухло и посинело.
Ему хорошо досталось палкой. Но, похоже, этим все и обошлось.
— Мертвую лошадь повезем с собой, — сказал Подорожник. — Мясо тоже
кое-чего стоит. А эту твою ерунду выбросим прямо сейчас. Ты уже можешь
готовиться к работе на дальних огородах. Там самое место таким, как ты.