Дети Ржавчины

На передний конец рукоятки было насажено кольцо с глубокой выемкой. Я

сунул в нее палец и повернул. Шарик юркнул в рукоятку. Повернул в другую

сторону — он выскочил, качаясь в воздухе. Я понял, что в моих руках одна

из тех старых вещей, от которых есть реальная польза. Дубинка о двух

концах, но без середины. Вместо нее, похоже, магнитное поле.

Я сунул «фонарик» за пояс и огляделся. Убитый бандит валялся на ковре из

сосновых иголок, напоминая окровавленную тряпку. Крестьяне вышибли из него

все живое. И как только поняли это — повернулись ко мне, продолжая сжимать

кулаки и скаля зубы. Как стая волков перед вожаком — приказывай, веди,

трави.

— Хватит! — громко сказал я. И прибавил решительным тоном: — Одна лошадь —

моя. С повозкой вместе.

Так было нужно. Я знал, что без этого не обойдусь, и уже позже убедился,

что был совершенно прав.

Они не посмели возражать. Азарт, приправленный кровью, в тот момент значил

для них больше, чем такая драгоценность, как лошадь. Мы стали собирать

трофеи. Кроме двух упряжек, осталось не так уж много — один дротик и два

тесака, брошенные во время бегства. Два мешка кабачков и тушу лося, у

которой уже не хватало задней ноги, мы нашли здесь же. В повозках был

кое-какой скарб, но ничего ценного среди него не оказалось.

— Доедим мясо, — сказал староста, кивнув на дымящийся костер.

— А где Землеед? — спросил я, когда мы начали делить чуть подгоревшие

пресные куски. Все остановились.

— Туда вроде побежал… — сказал кто-то, махнув рукой в чащу.

— Как побежал? Зачем?!

— А я почем знаю? Догнать хотел кого-то, что ли… Я, ни слова не говоря,

зашагал в указанном направлении. Крестьяне невольно потянулись за мной.

Зем-лееда мы нашли почти сразу, заметив яркое алое пятно на прелой листве.

Он лежал в орешнике, поджав руки и ноги, придерживая выползающие из живота

внутренности. Глаза открыты и пусты.

— Гляди-ка… — прошептал кто-то и осекся.

Землееда разрубили почти пополам. Удар тесака вскрыл живот и грудную

клетку. Видимо, он увлекся погоней, забыв про все, побежал безоружный за

бандитами, и кто-то из них задержался, чтобы нанести удар.

На обратном пути мы молчали совсем немного. Затем жизнь взяла свое. Так же

быстро, как обычно тут и бывает. Сначала разговоры, мелкие смешки, потом

хохот и радость по поводу победы и хороших трофеев.

Я ехал в своей телеге и правил своей лошадью. Рядом со мной сидел только

староста. Я торопился, беспокоясь за Надежду. Только сейчас пришло в

голову, что меня могли убить, а она осталась бы здесь совсем одна.

Первыми нас увидели деревенские мальчишки. Они ринулись к нам и некоторое

время бежали рядом, потом умчались вперед, чтоб сообщить новость. Так что

к нашему приезду вся деревня знала и про схватку, и про возвращенную еду,

и про трофеи. И про Землееда.

А возле дома меня уже поджидала Больная Нога.

— Заходи быстрее, — проговорила она. — Девчонка твоя тебя зовет,

соскучилась.

Я кивнул и шагнул к двери. Но вдруг остановился, как вкопанный.

— Как это… зовет?

— Обыкновенно. Словами, — ответила женщина и с легкой насмешкой

посмотрела, как я влетел в дом…

ДЕПРЕССИЯ

Задул ветер, принес дожди. Мир потемнел, потерял краски, словно заболел.

Крестьяне целыми днями отсиживались дома, доедая скудные запасы. Мне было

совершенно нечем заняться. С утра я надевал старую кожаную шляпу с

широкими полями, уходил к окраине деревни и смотрел на дорогу. Струи дождя

все месили и месили ее, но ни одной новой колеи не узнала размокшая

глиняная полоса между каменистых полей.

Обычно через час вода и ветер доводили меня до состояния, когда природа

начинала раздражать, и тогда я возвращался в дом. Самые разные размышления

посещали меня в эти часы на дороге, но ни одно из них не было радостным.

В то утро я простоял чуть больше, чем обычно. Я видел двух крестьянок,

выходивших на промысел в дальние поля. Они возвращались с двумя крошечными

узелками и едва ворочали ногами из-за налипших комков грязи. И от голода,

наверно. Это событие заставило время бежать быстрее, и я вернулся чуть

позже обычного. Надежда, как всегда, сидела у окна, бездумно глядя на

дождь.

— Ну что? — тихо спросила она.

— Ничего.

Я снял промокшую куртку, сапоги, сел в угол. Надежда ждала, когда за нами

приедут погонщики и увезут отсюда.

Надежда ждала, когда за нами

приедут погонщики и увезут отсюда. Она ненавидела деревню и всех ее

обитателей. Ей хотелось поскорей уйти из этого места — места, где она

узнала о своем полном и необратимом одиночестве.

Мы почти не разговаривали. Виноват был я — не подумал сразу, как нужно

начинать разговоры с ней, с учетом всего, что произошло. День, когда она

смогла произнести первые слова, был для меня праздником. Впрочем, ничего

существенного она тогда не сказала — просила пить, есть… Сначала она

вообще очень много ела, восстанавливалась, потом аппетит ушел. А виноват

был опять же я.

Мне так не терпелось поставить все на свои места, что я испортил дело

спешкой. Она еще только приходила в себя, пробовала вставать, училась не

пугаться крестьян с их грубоватыми манерами, пробовала свой голос — еще

неровный, сиплый…

И тут меня словно прорвало. Я вылил на нее всю правду — как ушат холодной

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138