Башни стояли на мощном прямоугольном фундаменте. Из чего он сделан — из
камня или металла, — я не мог разобрать, потому что поверхность покрывала
вековая шершавая корка. За батареей черных столбов поднимались невысокие
утесы, на которых тут и там были разбросаны кривые лачуги, собранные из
чего попало. Чувствовалось, что только первобытный страх перед Пылающей
прорвой заставлял отдельных людей селиться в этом диком, неживом месте.
Наконец холод доконал меня. Я повернулся и вприпрыжку побежал обратно. Но
и вернувшись на улицы Города, я продолжал оглядываться, чтобы еще и еще
посмотреть на творение неизвестного мне разума. Мне казалось, что на них
можно смотреть и час, и два, и не переставать изумляться.
Я шел и оборачивался до тех пор, пока меня не окликнули. Оказалось, на
меня бросил взгляд один из местных старост — сытый, богато одетый здоровяк
с длинным тесаком на ремне, и витой плетью. Он выбрался из ворот какого-то
двора, дожевывая на ходу, и сразу окликнул меня.
— Эй! Какого рожна ты тут шатаешься? Я обернулся на него, сразу
постаравшись оценить, чем грозит мне такая встреча. Пожалуй, ничем
особенным. Староста, похоже, не особо заинтересовался мной, словно бы
увидел чужого пса на своем дворе. Лишь рванина, в которую я был одет,
вынуждала его выполнять долг.
— Откуда ты тут взялся? И где твое имя?
— Я — Безымянный, — ответил я. — Живу у Лучистого…
— У Лучистого? — староста с подозрением прищурился. — Дом Лучистого за
поворотом, а тебя я в первый раз вижу. Не воровать ли ты пришел?
— Я живу на конюшне Лучистого, — поправился я.
— Это больше похоже на правду, — ответил здоровяк с легким презрением. —
Убирайся отсюда.
— Конечно. Но… Я не могу найти дорогу домой, — соврал я, чтобы как-то
оправдаться и не вызвать подозрения. Вдруг ему в голову придет разобраться
со мной более тщательно?
— Иди прямо по этой улице. А там — спросишь у кого-нибудь.
Это мне было и так известно. Я кивнул и отправился в указанном
направлении. Но не прошел и двадцати шагов, как он снова меня окликнул.
— Эй, Безымянный! Вон та повозка идет в конюшню Лучистого.
Из-за угла выезжала подвода, груженная гнилыми яблоками, которые
предназначались, наверно, для кормления свиней, а может, для приготовления
варева, которым потчевали нас, обитателей овощного двора. На тележке
сидели два очень похожих крутолобых парня с вороватыми глазами.
Разобравшись в моих проблемах, один из них сразу сказал:
— Если заплатишь малым клинком или едой, можешь садиться рядом с нами.
Еды у меня не было, а единственная монета осталась в казне хозяина
трактира. Поэтому я пристроился за повозкой и шел пешком, а извозчики
иногда оглядывались на меня и о чем-то шептались.
Домой я вернулся так же, как и уходил — тайком, через дыру в заборе. На
всякий случай. К моему приходу в овощном дворе почти ничего не изменилось
— было по-прежнему тихо и безлюдно. Даже староста, что при мне задремал в
тени, теперь куда-то ушел.
Я послонялся немного между заборов, нашел втоптанную в грязь морковину,
которую отчистил от гнили и с большим удовольствием съел.
Друга Лошадей
еще не было, и я даже стал немного беспокоиться. В этом сумасшедшем городе
могло случиться все, что угодно.
Уже вечерело. Я прошел по стойлам, посмотрел, как поживают мои лошадки.
Они встретили меня обычными грустными взглядами. Я начал разносить им
остатки овса, в одиночку это заняло непривычно много времени. Потом набрал
себе воды помыться.
Вскоре заскрипели ворота. Обитатели овощного двора возвращались с работ. Я
хотел поговорить с Мясоедом, но тот настолько вымотался, что буквально
спал на ходу и прошел мимо, не заметив меня. Из-под рубашки он доставал
какие-то корнеплоды, которые вяло жевал, едва стерев налипшую землю. Через
несколько минут я увидел его уже спящим в своей каморке.
Мне спать отчего-то не хотелось. Перед глазами все еще стояли шесть
исполинских черных столбов, уходящих в небо. Думая о них, я испытывал
волнение. Они словно бы говорили мне: «Не все в этом мире так грязно,
старо и примитивно. Остались еще вещи, которые предстоит постичь».
Темноту я встретил, сидя на трухлявом чурбачке возле конюшни. Я смотрел на
звезды и силился найти знакомые небесные фигуры, но тщетно. Нечему и
удивляться. Им не обязательно быть здесь.
Потом я услышал голоса за забором. Калитка заскрипела, и во двор зашли
трое. Двое вели третьего. Судя по командным голосам, эти двое были
старостами. А вели они, несомненно, Друга Лошадей — скорченного,
испуганного, жутко пьяного.
— Еще один попался! — орали старосты. — Пока все работали, ты по кабакам
гулял?
— Интересно, где только деньги взял? Украл, наверно.
— Ничего, он свое получит! Он надолго запомнит… Старика начали колотить.
Несильно — просто пинали, толкали друг к другу, а когда он свалился,
засвистели хлысты.
— Мы научим тебя порядку, старый навозник!
— И сегодня получишь, и завтра, когда протрезвеешь.
Я не усидел на месте. Поднялся и пошел, хотя знал, что, возможно, поступаю
по здешним меркам неправильно.
— Эй, ребятишки, — негромко позвал я. — Хватит уже, наверно. Порядок —
хорошо, но зачем вдвоем старичка бить?
Старосты так удивились, что почти сразу перестали работать хлыстами.