старосты.
Я не увиливал от тяжелой работы, как здесь было принято. Наоборот, если
напарником попадался старый и явно слабый человек, старался брать самую
трудную часть на себя. Из-за этого мои отношения с коллективом заметно
потеплели. Люди потянулись ко мне, некоторые даже пытались со мной
разговаривать или шутить. Шутки их, правда, были слишком бесхитростными,
но я все равно посмеивался — из вежливости.
Все то время, пока нам приходилось отгребать кучи щепок, завязывать узлы и
ворочать железки, я не упускал случая лишний раз взглянуть на обломки
посланника. Оказалось, их вокруг немало — мелкие куски попадались повсюду.
Их выделяли из окружающего мира и форма, и цвет — когда черный, когда
темно-серый, а когда и белый, но во всех случаях чистый, насыщенный и
ровный.
Все обломки были разные. Я заметил, что люди стараются обходить их
стороной.
Когда я в очередной раз относил в кучу несколько уцелевших кусков от
ткацкого станка, моя нога зацепилась за какой-то предмет, торчащий из
земли. Я не поленился нагнуться. Это была металлическая пластина, покрытая
слоем засохшей глины. Я вытащил ее, всколупнул корку. Под ней блеснул
очень тонкий, искусно выделанный узор. В длину пластинка достигала, как
мне показалось, сантиметров двадцати пяти, и всю ее поверхность покрывала
сеть спиралей и завитушек. Ржавчина совершенно не тронула их.
— Счастливая примета — найти старую вещь, — одобрительно сказал проходящий
мимо парнишка по имени Прервавший Путь.
— Что это? — спросил я.
— Кто ж знает? Можешь сходить к толкователю старых вещей, если есть пара
лишних клинков. А лучше сделай из этой штуки себе нож. Говорят, такое
оружие приносит удачу.
Подошли и другие работники, пластинка пошла по рукам. У всех моя находка
вызывала одобрение, но ни у кого не вызвала зависти. Я понял, что по
здешним меркам серьезной ценности эта штука не представляет. Сунув ее за
пояс, я вернулся к работе.
Время было уже почти обеденное, но никаких признаков приближающегося
перерыва я не заметил. Мы все так же раскапывали завалы, куча спасенных
вещей росла, а мой пустой желудок все чаще напоминал о себе — сначала
тактично, потом возмущенно.
Наконец староста разрешил отдыхать. Мы расселись на бревнах, и тут я
понял, что все достают еду, принесенную с собой — из-под рубах, из поясных
сумок. У каждого была или сушеная рыба, или кулек с размоченной кукурузой,
или на худой конец пара яблок. У всех, кроме меня, естественно. Я и
понятия не имел, что едой надо запасаться самостоятельно.
— А ты чего не ешь? — равнодушно спросил заросший старик, хрумкающий рядом
со мной капустными листами.
— Не успел ничего с собой взять, — с надеждой сказал я.
— А-а… — понимающе кивнул старик. — Зря.
Они все сидели и жевали, не замечая моего голодного взгляда. В этот момент
я понял — они вовсе не жадные. Это совсем другое, они просто не знают, не
имеют представления, что можно помочь ближнему просто так, без ответа, без
сделки. Им этого в свое время не объяснили.
Клянчить объедки я не собирался, поэтому встал и пошел прочь, чтобы не
видеть, как другие глотают и давятся.
Я остановился, когда дошел до одного из довольно крупных обломков,
размером в полтора человеческих роста.
Я остановился, когда дошел до одного из довольно крупных обломков,
размером в полтора человеческих роста. У него была сложная многослойная
структура, напоминавшая разрезанную пополам матрешку. Первый слой —
толстый и почти черный, дальше вглубь — все тоньше и светлее. Я сидел на
корточках и разглядывал, пытаясь найти хоть какую-то зацепку для своей
капризной остаточной памяти или хотя бы для воображения и интеллекта. Поди
разберись, из чего сотворена эта штука — из металла или кости, из хитина
или пластика…
— Не следует приближаться к посланникам Прорвы, — раздался за спиной
знакомый голос. — Даже к мертвым.
Обернувшись, я увидел нашего возницу. Он подошел и деликатно потянул меня
за рукав.
— Я мог бы рассказать про десяток ужасных болезней, которые поражают
слишком любопытных.
Я послушно отошел. Мы вместе присели на остатки каменной кладки.
— Меня зовут Медвежья Лапа, — не без гордости сообщил мой собеседник.
Я оценивающе посмотрел на него. Он не отличался высоким ростом и особой
шириной плеч, но руки имел большие, жилистые и, безусловно, очень сильные.
— Я — Безымянный.
— Мне это известно. Я даже знаю, что ты пришел из очень далеких краев.
— Откуда известно?
— Люди говорят. А кроме того, ты очень странно ведешь себя. Ты как
ребенок. И слова твои звучат как-то не так, как должно быть.
— Разве мало вокруг странного, чтоб замечать мои причуды?
Медвежья Лапа склонил голову набок, задумавшись.
— Ничего странного вокруг нет, — решил он наконец. — Конечно, иногда
некоторые люди поступают не так, как принято, но это совсем другое. Они
просто чудаки, а ты…
— И как же поступают эти чудаки? — заинтересовался я.
— По-разному… Я видел, как один человек разделся догола и ел землю. Он
был просто сумасшедший.
— Ел землю, — разочарованно повторил я. — Друг мой, ты считаешь чудным
голого человека, а теперь посмотри туда, — я указал рукой на черные
макушки Башен. — Разве Холодные башни не кажутся тебе странными? Ведь это